Париж оказался единственной остановкой Дэвида Финчера в европейском пресс-турне — в Швеции он снимает ремейк «Девушки с татуировкой дракона*» и вырваться с площадки смог ровно на один день. Это не преувеличение: круглые столы с режиссером начались в полдесятого утра, сольные пятиминутные интервью получили только пара крупных международных телеканалов, а сразу же после премьеры Финчер вылетел обратно в Швецию.
Наша группа встретилась с ним первой. Ровно в 9:30 энергичный и бодрый режиссер вошел в полную международной прессы комнату, а ответы на вопросы прерывались только глотками кофе. Мэтр (да, его с полным правом можно так называть) показался не то, чтобы надменным, скорее, знающим цену себе и своему времени. Впрочем, позже на премьере мы увидели его совершенно другим: взволнованным, хотя и скрывающим это, и по-настоящему получающим удовольствие от реакции на картину.
И прежде, чем вы приступите к интервью, небольшая справка. Лента рассказывает о событиях, стоявших за созданием facebook. Марк Цукерберг числится владельцем сети (в картине его сыграл Джесси Эйсенберг), Эдуардо Северин — его приятель по Гарварду и начальный инвестор проекта (Эндрю Гарфилд). Близнецы Винклвосс утверждают, что идею facebook Цукерберг украл у них (обоими братьями стал Эрми Хаммер), а Шон Паркер (его роль исполнил Джастин Тимберлейк) — легендарный создатель Napster, прообраза нынешних торрентов.
— Как вам удалось получить права на фильм о Марке Цукерберге?
— Я не имел к этому отношения, да тут и прав никаких нет. По-моему, на ранних этапах сценаристы работали с Цукербергом, а потом его команда отказалась от причастности к проекту. Видимо, они надеялись, что фильм не состоится, если они откажутся от него. Но тут никаких прав нет.
— Чем, по-вашему, должны привлекать эти персонажи?
— У меня нет такого однозначного подхода, как у большинства: я не делю все на черное и белое, и не говорю, что этот хороший, а этот — плохой. В девятнадцать лет у Марка было потрясающее видение потенциала, и он не собирался никому позволить отговорить себя. Меня захватил этот анти-катарсис. Мне нравятся персонажи, которые не учатся ничему. Я прочитал сценарий и понял, что из этого можно сделать отличный фильм. Если вы ищете искупления, то это совсем не эта картина. Мне кажется, она искренняя. Искренняя история больших амбиций, которые заставляют делать то, что Марк сделал. А он сделал очень много для такого юного возраста. — Какой вызов «Социальная сеть» бросила вам, как режиссеру?
— Отстраниться, и не сводить фильм к… попытаться на уровне сцен донести краеугольные камни истории и попытаться не делать ничего, что может сбить с толку. Вы выстраиваете ритм того, как люди общаются в фильме. Вы втягиваете в это зрителей, они привыкают к этому ритму, и следят за событиями. И вот тогда нужно удостовериться, что их ничего не отвлекает. Словно вы разогнали зрителей до 200 км/ч и ваша задача — убедиться, что на их пути нет никаких колдобин.
Эрми Хаммер и Макс Мингелла в «Социальной сети»
— По большому счету, вы сняли фильм про соревнующихся друг с другом и исполненных злобы молодых людей, вокруг которых расцветает капитализм. Это же грустно…
— Нет, не думаю. Я не считаю, что фильм грустный. Когда нам было по пятнадцать лет, я висел на телефоне с приятелем — он спрашивал меня, что я делаю, а я отвечал: «Ничего. А ты что?» Он тоже отвечал «Ничего». Интернет заменил вот это, так разве это грустно? Я не считаю революцию Интернета и информационный век Злом. И не думаю, что это грустно. Общение людей в Сети добавляет контент. Иногда, конечно, доходит до смешного: если тебе нужны непроверенные слухи — лезь в Интернет, если тебе хочется поболтать несколько часов о чем-либо без результата — лезь в Интернет. Но я не считаю это злом. Он был сделан для этого. Изначально его создали для университетов, чтобы они обменивались полученной информацией. И для этого он был идеален. Он создан для распространения информации, демократизации информации, и сейчас у всех есть доступ к нужным данным. Это место для выражения мнения и хранения этого мнения. Но это не проблема технологии, это — то, как мы решили ее использовать. Скажем так: это как киностудии, которые хотят видеть только звезд. Но как сделать звезду, как превратить в нее обычного человека? По идее, надо работать с людьми, которые станут звездами в будущем, но никто этого не делает, потому что ни в чем нет уверенности. И поэтому журналы ставят на обложки только знаменитостей — у них есть выбор из одних и тех же пятнадцати имен, которые по очереди кочуют с одной обложки на другую. И это — те лица, которые покупающая журнал публика хочет видеть, те люди, с которыми мы хотим себя ассоциировать, которых мы хотим сделать нашими аватарами, которыми хотим быть сами. Сейчас люди могут создать свой собственный Rolling Stone, поместив на обложку, кого захочется. Они делают это каждый день, это глупо, но я не думаю, что все юзеры facebook потеряли себя в сети. Понимаете, нарциссизм — это один из самых популярных человеческих грехов, но тот факт, что сеть питает его… он остается на совести нарцисса.
Джесси Эйсенберг и Джастин Тимберлейк в «Социальной сети»
— Вы славитесь очень сильным изобразительным рядом. Сложно ли было придумать, как облечь в образы самую невизуальную часть человеческой деятельности — работу в Интернете?
— Я не думаю, что фильмы становятся визуально сильными или слабыми в силу их объекта. Нет, я верю, что люди выбирают фильм на основе сюжетных факторов — например, что там есть сцены во сне. И я снимаю полтора часа, чтобы оправдать эти двадцать минут. Возможно, Альфред Хичкок делал «Головокружение» только для этого. Возможно, но сомневаюсь — это куча сложной работы, проделанной только для того, чтобы показать один-единственный момент, и чтобы он выстрелил. Когда я читаю сценарий, то думаю, похож ли он на фильм, ради которого я бы стоял в очереди за билетом? Я прочитал «Социальную сеть» и ответил себе утвердительно. Если бы кто-нибудь объяснил мне, о чем эта картина, я бы захотел его посмотреть. Я бы хотел, чтобы люди обсуждали его. Поэтому, конечно, мне не хотелось, чтобы в фильме были люди, которые делали вот это (стучит по столу, как на клавиатуре), вот эти моменты (продолжает стучать) должны промелькнуть как можно быстрее. Понимаете, когда мы начали делать «Семь» с Морганом Фрименом и Брэдом Питтом, я им сказал, что не хочу, чтобы они стали следователями, но они должны выглядеть ими. Когда актер в кадре, я хочу, чтобы он выглядел так, будто он знает, что делает. Мне не нужно учить зрителей, как программировать, но мне необходимо, чтобы зрителю увидели людей, которые знают, как это делается. Фильм ведь не учебник. Просто персонажи живут в том мире. Если ты показываешь автомехаников, ты должен дать актерам инструменты, антураж, и они должны знать, как этим пользоваться. Мы снимали на фоне хромакея — на экранах ничего не было. Парни могли стучать по клавишам так быстро, как хотят. А потом мы просто монтировали: буквы на экране были быстры, как пальцы. У нас был консультант-кодер, который советовал и сам стучал, комментировал: «ОК. Тут пробел — ОК. Он недостаточно быстрый, можно быстрее». И вот так мы все смонтировали. А от актеров просто требовалось выглядеть так, будто они знают, что делают.
— Как вы думаете, какие последствия может иметь фильм? Скажем, повлияет ли он на популярность Цукерберга?
— Нет, мне не кажется, что антураж может навредить агентскому бизнесу. Я даже думаю, что Марк герой. У него нет яркого публичного имиджа, да и мы особенно не выдумывали. Да, он не супер привлекателен и одержим идеей. Он не всегда вежлив, но он делает свое дело. Вот Шон Паркер — Джастин потрясающе его сыграл, он был очень сексуален. И он крут. По всем параметрам он не хуже своего прототипа, а может и круче. У меня не было цели навредить кому-либо. Так что, я не думаю, что фильм нанесет какой-то вред или настроит людей против facebook. Я же не «Китайский синдром» снимал! Это кино о конфликте бизнес-этики и морали старого мира, и мира, который его обогнал. Вся идея метафоры — «Вот так это сделано и это трудный путь». Эти парни — команда молодых капитанов индустрии. Поиск идеи и построение компании, обучение работников и построение конвейера, создание своего продукта, который начинает жить, и люди платят за этот продукт. Это трудный путь, но они его проделали. Этот парень не испугался, у него не было поддержки, но он построил самый успешный продукт сразу после колледжа — через десять лет после Google. Именно это меня заинтересовало. Фильм не о том, что он что-то произвел и продавал, это постоянно развивающиеся взаимоотношения. Мне показалось забавным, что такой продукт оказался в руках человека, который вообще плохо приспособлен к поддержанию отношений. Все вертится вокруг этого создателя.
— Вы не думаете, что «Социальная сеть» и «Зодиак» это фильмы, которые показывают, как информация влияет на людей и превращается в психоз?
— Нет. То есть, возможно, есть некая зависимость — в смысле, что существует некий пласт информации и то, как ты решишь с ней взаимодействовать, настолько ты позволишь ей над собой довлеть. Не знаю. Анализировать и находить контексты — это работа других.
