В понедельник на Fox выйдет сто семьдесят седьмая, самая последняя серия «Доктора Хауса». В Америке с почестями провожают на покой очередного заслуженного ветерана, тогда как здесь, в России, заканчивается целая эпоха.«Доктор Хаус» начался осенью 2004-го, почти восемь лет назад. Тот сезон вообще получился выдающимся и определил облик вещательного телевидения на годы вперед: на ABC стартовали «Отчаянные домохозяйки» и «Остаться в живых», а на NBC только закончились «Друзья». Кабельные каналы, можно сказать, только прощупывали почву для массированной экспансии в художественные миры. Однако уже тогда к боссам Большой Четверки пришло осознание того, что самонадеянно игнорировать новые порядки больше нельзя. Индустрия бесповоротно менялась, дерзкие новички бросали вызов мастодонтам эфира, и у зрителей, вкусивших первые плоды отраслевой революции, сформировался запрос на качественно иные сериалы.
«Остаться в живых» и «Доктор Хаус» — две характерные попытки эфирных каналов сыграть по новым правилам, в равной степени успешные, но, по сути, принципиально разные. Махина Джей Джей Абрамса — подлинная инженерия. Она спроектирована так, что увернуться от нее попросту невозможно. На Острове очутились белые, чернокожие, азиаты, латинос. Дети, взрослые, старики. Американцы и иностранцы. Богатые и бедные, добропорядочные граждане и преступники. Лидер, мудрец, балагур, роковая женщина, одиночка. Они переживают из-за любви, семьи, друзей, размышляют о честности, преданности, взаимовыручке. Остаться в живых — значит сохранить жизнь, какой мы ее знаем, не потерять человечность. Руководство ABC сделало ставку на головокружительный сюжет, который не смог бы развернуться ни в одном фильме — и какого не было ни у одного из конкурентов, задавленных страхом еженедельного забвения.
«Доктор Хаус» — другой. Загадки в нем никак не связаны между собой и непременно раскалываются за отведенные сорок минут. Герои сериала не вся Америка с друзьями, а блестяще образованные профессионалы с широкими взглядами, глубокой эрудицией и отточенным вкусом — элита среди элиты, крайне узкая социальная прослойка. И если пассажирами рейса 815 руководил душка-хирург Джек Шепард, то во главе диагностической команды госпиталя Принстон-Плейнсборо стоит ехидный нефролог-мизантроп с сединой Грегори Хаус. В отличие от алфавитовских «Остаться в живых», конфликты, приводящие в движение сюжет сериала, не внешние, а внутренние. Причем в силу жанровой принадлежности «Доктора Хауса» это утверждение зачастую надо понимать буквально: «замок зажигания» почти всегда спрятан в чьем-то организме — опухоль ли это в мозге пациента или больная нога главного героя.
«Доктора Хауса» и вовсе можно рассматривать как цепочку доводов в пользу единства души и тела. И вроде бы мысль не новая, но впечатляет, во-первых, методичная аргументация, даже несмотря на повторения, а во-вторых — многообразие нюансов, встречающихся на практике. Недуги больных — всегда не просто угроза их жизни, но ситуация, в которой вскрывается их натура. Все врут, но это только вершина айсберга. Стоя одной ногой в могиле, пациенты не перестают быть собой — и, еще не успев умереть, они уже попадают на судилище, где их поступки взвешивают люди в белых халатах. Впрочем, члены команды Хауса еще больше любят перемывать кости друг другу: каждая серия — этакий круглый стол то ли по антропологии, то ли по этике, то ли по психоанализу. За восемь лет в госпитале произошло не так уж много значимых событий: кто-то уходил, другие занимали вакантное место, Хаус то слезал с викодина, то снова начинал глотать таблетки, отношения с Кадди долго ограничивались препирательствами в ее кабинете. Все самое интересное и вовсе скрадывалось в многоточиях летних перерывов: Хаус в психиатрической лечебнице, Хаус в тюрьме — зрителей подзывали только к развязке, которая укладывалась в одну серию, максимум — в две. Все остальное — разговоры, разговоры, разговоры. Поразительно, но они никогда не наскучивали. Наверное, посиделки в интеллигентной компании вообще не могут надоесть.
В Fox поставили на чуткую, вдумчивую аудиторию, не боящуюся обилия медицинских терминов, скорострельных пикировок и соревнований в проницательности. Но все же «Доктор Хаус» — весьма традиционное, компромиссное шоу. Это вертикально ориентированная медицинская драма: отработанный жанр, сериал не вынуждает держать в уме все перипетии сюжета и не требует запоминать два десятка важных персонажей, тонкие рассуждения героев заумны ровно настолько, чтобы оставаться доступными и для зрителя среднего ума. Те еще недостатки, однако, надо полагать, все это помешало «Хаусу» стать главной драмой в новом веке.
Если в Америке «Хаус» был просто очень хорошей телевизионной драмой, то в России он лег в основу сериальной культуры как таковой. Прежде бытовало мнение, что сериалы — это непотребная жвачка для домохозяек, нескончаемое безмозглое «мыло», которому грош цена. Опровержения в виде «Твин Пикса», «Секретных материалов», «Клана Сопрано» и «Секса в большом городе» воспринимались скорее как исключение из правила и в расчет не брались. По-другому и быть не могло: когда-то единственным окном в мир зарубежного телевидения служили отечественные каналы, чья программная политика до сих пор вызывает недоумение. Изменения к лучшему стали возможны лишь с распространением высокоскоростного интернета. Однако чудесные изобретения вроде торрент-трекеров и систем коллективного перевода так бы и остались любопытными технологиями для немногочисленных гиков, если бы не ряд шоу, популяризовавших затяжные развлечения среди непосвященных. Среди них был и «Хаус»: ему местные поклонники сериалов обязаны всем.
И вот он заканчивается. Это не обычная тема для статьи, не просто финал сериала. Вечер вторника, когда на notabenoid’е появлялись субтитры к последнему эпизоду, больше никогда не будет прежним. Все эти годы были незабываемыми. Прощайте, доктор.
// Настоящее кино