В Британии недавно показали трехсерийный ревизионистский зомби-сериал «Во плоти*». Очеловечив разлагающихся людоедов, дебютант Доминик Митчелл получил весьма лестные отзывы от тамошних критиков, которые нарекли «Во плоти*» ни много ни мало «встречей Джорджа Ромеро и Кена Лоача». Митчелл и вправду заслуживает похвалы за смелую попытку переосмыслить классического монстра. Но, к несчастью, от часа к часу все заметнее, что зомби в его шоу служат приманкой для тех, кто иначе ни за что не стал бы смотреть заунывную и невнятную семейную драму.Даже странно, что ни один американский канал еще не погнался вслед за AMC, хотя «Ходячие мертвецы» бьют один рекорд за другим. Зато европейские телевизионщики не стесняются заигрывать со смертью: поздней осенью французский Canal+ показал «На зов скорби*», а теперь на BBC Three вышел «Во плоти*». Впрочем, ни тот, ни другой сериал не назовешь калькой с «Ходячих мертвецов». В отличие от Киркмана и разменных шоураннеров с AMC, их авторы отступили далеко от устоявшегося жанрового канона: конец света, если он вообще случился, остался где-то за кадром, а зомби — хоть и мертвые, но люди, а не мычащие хищники. С одной стороны, в этом есть что-то жульническое. Однако богатая аллегоричность европейских «постзомби» не позволяет обвинить Canal+ и BBC Three в том, что они подсовывают подделку.
События «Во плоти*» разворачиваются спустя четыре года после того, как 140 000 британцев восстали из мертвых и изрядно попортили демографическую картину Соединенного Королевства. Армия и народное ополчение смогли остановить нежить, а ученые разработали препарат, который возвращает некоторым зомби рассудок и отбивает тягу к поеданию мозгов. Те, кто восприимчивы к терапии, приходят в себя в реабилитационном центре, а позже отправляются домой. С собой им дают пестрые брошюры, а также упаковку контактных линз и банку тонального крема, чтобы те не смущали соплеменников своими подгнившими физиономиями. В духе толерантности зомби, возвращенных в лоно цивилизации, велено называть больными синдромом частичной смерти, специальным актом им вернули часть гражданских прав, для них открываются группы психологической поддержки.
Впрочем, в глубинке на бледных земляков смотрят косо и зовут не иначе как «гниляками». Ополченцы все еще отлавливают в округе упырей и предпочитают тут же с ними расправляться, а не сдавать госорганам. В Рортон, что в графстве Ланкашир на севере Англии, с проповедью о терпимости как-то пожаловал министр — местные закидали его яйцами. Сюда же приезжает субтильный, по-«сумеречному» миловидный и печальный подросток по имени Кирен (эту роль исполняет Люк Ньюберри). У Кирена столько стигм, что родной дом для него — как крест на Голгофе: он гей, самоубийца и зомби, а вдобавок косвенно виновен в гибели возлюбленного, который сбежал от своих чувств на войну. Показаться на улице страшновато: могут поколотить или, чего доброго, линчевать; а беседы с родителями и сестрой не клеятся.
Быть зомби тяжело. Вернув мертвецов в общество, Митчелл превратил их в идеальный объект ненависти. Хотя исследователи не выяснили природу воскрешения, молва гласит, что зомбификация — последняя стадия заразного телесного недуга, прямо как СПИД: достаточно одного укуса, и уже не вылечишься. У восставших покойников неодолимая зависимость, как у наркоманов, отчего они сходят с ума. С другой стороны, безумная плотская тяга к себе подобным — очевидный гомосексуальный мотив. Чумазые зомби слоняются без дела и паразитируют, как бомжи. Наконец, они пришельцы из страны мертвых, нелюди, чужаки с дикими нравами, которые лишь по совпадению принадлежат к тому же биологическому виду, что и обыкновенные британцы.
С помощью конфликта живых и мертвых Митчелл формулирует не общечеловеческую, а национальную проблему. «Во плоти*» — как запись лобового краш-теста британского социума, пропитанного ксенофобией и обуреваемого призраками фашизма. Народу, который изобрел концлагеря, достаточно амбарного замка, чтобы переделать спортивную площадку в тюрьму. Чуть что — стоит пройтись по соседям, и наберется отряд штурмовиков. Дома, где живут враги, надо пометить краской: зеленая аббревиатура — та же желтая звезда.
Однако от серии к серии Митчелл все глубже вязнет в скучных частностях. Надорвавшаяся ткань социального становится фоном для личной драмы героев, и сериал медленно глохнет. Изначально в сюжете вообще не было зомби: Митчелл задумал «Во плоти*» как историю о подростке, который выходит из психбольницы и расхлебывает последствия своего нервного срыва. Эта линия осталась, просто автор сгустил краски, но повсюду развешанная мертвечина помешала Митчеллу подобраться к ней. Потому развязка в конце сезона — как гром среди ясного неба: ничто ее вроде бы не предвещало. Кроме того, заметно, что Митчеллу недостает опыта: его персонажи — чересчур плоские, схематичные, чтобы быть интересными самими по себе. Зато они вполне годились для разговора об отвлеченных понятиях, каким поначалу представлялось это шоу.
Словом, «Во плоти*» — тот редкий случай, когда случайная находка затмила исходную — в общем-то, ерундовую — идею. И будь Митчелл прозорливее и сноровистее, из этого могло выйти что-нибудь дельное.
// Настоящее кино