В этом году Алехандро Гонсалес Иньярриту близок к тому, чтобы за фильм «Выживший» получить свой второй режиссерский «Оскар». Случится это или нет, мы узнаем уже совсем скоро, а пока что предлагаем вашему вниманию эксклюзивное интервью с режиссером.
Вы писали сценарий по мотивам книги. Что в этой истории есть такого, что привлекло ваше внимание? И что вы хотели сказать этим фильмом?
История, на которой основывается наш с Марком Л. Смитом сценарий, на самом деле довольно скудная: единственное, чем прославился Хью Гласс — это тем, что на него напал медведь, его бросили умирать, а он остался в живых в условиях холодной зимы, да к тому же прополз двести миль. Такой примитивный в своей основе, но очень мощный замысел позволяет исследовать множество тем — жизнестойкость, умение сопротивляться, что вообще заставляет человека бороться за жизнь. Мы взяли только этот замысел, поскольку всё остальное, известное о Хью Глассе, — легенда. По-настоящему о нем никто ничего не знает. Нет никаких исторических фактов. И лично мне был очень интересен этот период истории Америки. Мексика только что получила независимость, в Америке было полно испанцев, мексиканцев, французов, англичан, англо-канадцев, франко-канадцев. Там жили сотни индейских племен. Но Запада как такового не существовало, это была неизведанная земля, дикая, да и в стране в целом было не очень спокойно: рабство легально, расизм повсеместно, а главным промыслом в Америке на тот момент была добыча и обработка шкур животных. Так США и зарабатывали, отсылая шкуры и меха в Европу, из которых там женщинам делали меховые шапки. Там это считалось настоящим сокровищем. Но первое, над чем я размышлял, было — что именно позволяло этим людям выживать в прямом, физическом смысле. Но, в то же время, я думал и о том, что многие из этих самых трапперов были беглецами, они были людьми, которых эксплуатировали. Несмотря на то, что многие из них были семейными людьми, трапперы либо отрекались от семей, либо скрывали их от общества, а те, которые этого не делали, платили потом тяжкую цену. Я подумал: в моих фильмах всегда есть отношения между отцом и сыном, это важно для меня, да и для всех, наверное, ведь, даже если у вас нет сыновей, вы-то все равно являетесь чьим-то сыном, и именно ваш отец создает вас как личность в том или ином смысле. И еще меня занимал такой вопрос: если он ищет мести, месть для него как бы благотворна, но что с ним будет после того, как месть свершится? Месть пуста, меня самого месть не интересует, потому что я знаю: после нее остается пустота. Но я не могу утверждать это, я хочу лишь задавать вопрос: стоит ли месть того, что будет потом? В этом ли смысл жизни?
На съемках «Выжившего»
В фильме очень много сложных сцен. Какую из них было сложнее всего снимать, а какую — дольше всего?
Честно говоря, простых сцен там вообще не было. Сначала у тебя сцена батального типа, в которой двести человек, ты несколько месяцев ставишь хореографию для дальних планов. Это похоже на гигантский театр с огромной сценой. Мы снимали супершироким объективом, фактически ты видишь окружающий мир на 180 градусов. Невозможно ничего спрятать, а ведь за камерой еще двести человек съемочной группы. Несколько месяцев тратится на то, чтобы поставить эту сцену, а потом вдруг принимается решение снимать это всё при естественном освещении ради красоты, которую это освещение дает. До локации — два часа езды от отеля. Окно в один час, полтора часа занимает съемка, успеешь сделать два кадра, три дубля. И вот так изо дня в день. Это очень нервировало даже при том, что были подробнейшие репетиции с каждым актером и с каждым членом съемочной группы, которые точно знали, что надо делать. Никаких сюрпризов, никакой импровизации, всё должно работать как часы. Три шага сюда, камера движется, актер в кадре вот здесь, смотрит вон туда, актер кричит, тут бегут лошади, стоп, снято. Героя убивают, снимаем кровавые брызги. Стоп. И на всё про всё — полтора часа. И каждый знает, что ему делать, но адреналин от одной мысли о неудаче такой, что нервы на пределе всё время, ведь одна неудача — и в заднице окажемся мы все, это потраченные впустую деньги и время. Снимали в совершенно реальных условиях, нам было некомфортно, нам было холодно, и я думаю, что в фильме это заметно. Отвечая на ваш вопрос, приведу простой пример. Лео находит капитана Генри. Эту сцену мы снимали на высоте почти в три километра в Форест-Маунтин. Чтобы туда добраться, нужны специальные грузовики, а уж лошадей туда доставить — форменный кошмар. А еще же актеры, съемочная группа, температура воздуха -20, а утром здесь же снимать еще одну сцену на новую шестидесятипятимиллиметровую камеру, которая даже не застрахована, мы ее проверяли, тестировали, но все-таки решили рискнуть. Большая камера. Лавина, которую мы снимали, была настоящей лавиной. Улучили момент, взяли отличный кадр, а потом камера накрылась. У нас ровно один дубль отснят. Короче, непросто было заставить работать как часы животных и природу. И вот так было каждый день. Каждый день — борьба.
Что для вас самого означает слово «выживший»?
«Выживший»… Да я сам — выживший. Я думал, этот фильм меня убьет. Пять лет назад я начал присматриваться к этому фильму, только недавно разобрался с медведем из этого фильма и вот сижу тут с вами, всё наконец-то закончилось. Даже не верится, что я выжил. Кстати, о медведе. Как вам удалось сделать эту сцену такой реалистичной? Это был человек в костюме медведя или CGI?
Не хотелось бы портить впечатление, потому что, честно говоря, кинопроизводство — процесс прозаический, а вот эффекты — как раз то, что придает ему поэтичность. Долг кинематографиста, на мой взгляд, — делать невероятное вероятным, а увидеть, как медведь нападает на человека — это, в общем, маловероятно. Я хочу погрузить зрителя в особую атмосферу того периода времени, когда люди сталкивались с невероятными опасностями лицом к лицу: дикие животные, другие культуры. Сталкивались — и исчезали. В дневниках Гласса так и написано: каждый день кто-нибудь не возвращался. Никто не знал, почему они исчезали: может быть, болезни тому виной или дикие звери, или их убивали другие люди. Насилия было много, и я хотел придерживаться этой атмосферы жестокости. В принципе, это не моя тема, жестокость меня не интересует, но именно в это время она была неотъемлемой частью жизни, это были крутые времена, жесткие времена, и нападения медведей на людей не были такой уж редкостью. И мне хотелось сделать зрителя не просто наблюдателем, я хотел, чтобы зритель прочувствовал всё, через что пришлось пройти герою. Сделать это я мог только с помощью грамматически правильного киноязыка, только так можно дать понять, что чувствует человек, на которого нападает медведь. Кто-то мне сказал, что это кино похоже на очень эмоциональное 3D, 360 градусов эмоций в кино, это очень интересное определение. И очень приятный комплимент, потому что я этого и пытался достичь — чтобы зритель не только с визуальной, но и с эмоциональной точки зрения почувствовал связь с героями. Вообще, мы очень серьезно изучили этот вопрос. Я беседовал с одним совершенно сумасшедшим парнем из Монтаны, который общался со ста двадцатью семью жертвами медведей, и он выдал мне с их слов всё, до мельчайших подробностей: как это было, что они чувствовали, как выжили. Мне не хотелось превращать это в голливудщину, хотя от этого не сбежишь, конечно. Обычно в кино животных наделяют человеческими эмоциями, но нет, в данном случае медведь убивает не Хью Гласса, он убивает какую-то мелкую крысу. Ему наплевать, он не плохой и не хороший, ему просто надо кормить детенышей. Природа равнодушна. Я хотел показать именно это. У нас был всего один дубль, прямо как на канале National Geographic, я сказал об этом всем, и надо отдать Лео должное, физически он выложился полностью. Конечно, там компьютерные эффекты и работа большого количества людей, но в мыслях мы держали одно: мы делаем будто по-настоящему, как у National Geographic, мы создаем реальность, а это очень сложно. Когда придумываешь — у тебя есть право на какое угодно допущение, нет никаких правил, даже законов физики. А здесь мы были обязаны придерживаться реальности. Это очень сложно. Сфальшивишь хоть немного — и всё, дело провалено. Я рад, что фильм нравится, и я горжусь нашей работой.
На съемках «Выжившего»
Я бывал на съемочных площадках, обычно там очень уютно, кормят вкусно… Но во время просмотра «Выжившего» несколько раз я задавался вопросом: «Как люди вообще могли на это согласиться?»
Согласен с вами. Согласен полностью. Я единственный идиот на планете, который способен хотеть подобного. (Смеется) Помню, год назад Клинт Иствуд сказал мне: «Алехандро, мне всего один раз предложили сниматься зимой, и я сказал, что никогда на это не пойду». Спасибо, что предупредил! Но я-то уже вписался. Он, конечно, умен, а я не очень — это оказалось дико сложно. И в творческом смысле, и в финансовом, как, впрочем, это и было во времена, о которых рассказывается в фильме. Я бы сказал, что это исчезающий вид кинопроизводства. Сейчас контролируется абсолютно всё, все эти зеленые экраны, вокруг кофейные автоматы, кондиционеры, интернет, на съемочную площадку приходишь как в офис. А у нас всё было абсолютно по-другому, этот фильм внезапно стал одиссеей. Я выкладывался полностью, актеры тоже, причем для них-то это было все равно, что заниматься альпинизмом без троса: путь один, только вверх, вниз можно только упасть, и всё, тебе каюк. Мы столкнулись, кажется, со всеми мыслимыми природными явлениями, от жуткого снегопада до ненормальной для зимы плюсовой температуры, самой теплой зимы в истории Канады. В Калгари это нормальное явления и научно доказанный факт, там смена погоды происходит чаще, чем где бы то ни было. За день смена погоды может произойти семь раз. Снимаешь ты сцену, в кадре повсюду снег, а через два часа везде зеленая трава. А через три часа лупит дождь, а еще через два часа температура опускается ниже нуля. Мы снимали фильм в настолько сложных условиях, что только необходимость заставляла нас делать это. Лео очень заботит проблема окружающей среды, у него есть собственный фонд, занимающийся проблемами глобального потепления. Для нас всех важен не только герой и его история, но и контекст, актуальный в наше время, — отношения человека и природы. Мы пользуемся природой, мы пожираем ее, извлекаем для себя выгоду, не думая о последствиях. Кроме того, для Лео было важно, чтобы его герой мало говорил. Есть такой момент в фильме, когда в течение сорока минут Лео не произносит ни слова. Это непростая задача для любого актера — выдавать целый спектр эмоций молча. Страх, отчаяние, гнев, надежду — и всё это в полной тишине, не говоря ни единого слова, играя только телом и глазами. Конечно, нам было страшновато отдавать на суд зрителей фильм со столь малым количеством диалогов, но это было увлекательно, сложно и очень интересно.
Вам не кажется, что вы установили стандарты, как снимать кино про дикую природу? У вас были какие-то фильмы-вдохновения, на которые вы ориентировались?
Да, есть несколько фильмов, которыми я восхищаюсь и по которым учился. Если целиться в небо, рано или поздно попадешь в Луну. Если целиться в Луну, можно попасть в дерево. Если целиться в дерево… И так далее. Надо всегда целиться чуть выше собственной головы. Я всегда восхищался мастерами. Например, есть фильм Акиры Куросавы«Дерсу Узала», чистая поэзия, это прекрасный фильм. А одна из самых любимых моих картин вообще — «Андрей Рублев»Тарковского. Тарковский в принципе один из моих любимейших режиссеров. Я никогда не смогу снимать так, как снимал он, потому что он был гением, но я стремлюсь к этому. Есть и другие режиссеры, которые повлияли на меня, другие фильмы. Я хотел достичь ощущения единения с жизнью и с природой, ведь мы тоже часть природы, мы клетки огромного организма под названием «Планета Земля», который тоже является клеткой организма вселенной. А с другой стороны, я хотел не только эпического ощущения с физической точки зрения, но и не менее эпических эмоций, как было в «Фицкаральдо»Вернера Херцога, в фильме Копполы«Апокалипсис сегодня». Это интимная, внутренняя история одного человека. Вот на такие фильмы я ориентировался. А еще я всегда любил Конрада и Джека Лондона и их произведения на тему «Человек и природа» и «Человек против человека». Кстати, на эту тему рекомендую книгу историка Джона Т. Колмена «Здесь покоится Хью Гласс», в которой сделан анализ исторической ситуации Америки в тот период времени. Она тоже меня вдохновляла во время работы над фильмом.
Кадр из фильма «Выживший»
Ваш фильм — великолепное кинопереживание. Как этого добиться, как создать кино, а не просто снять фильм?
Знаете, сейчас очень круто развивается телевидение. По моим ощущениям, независимое кино переместилось на ТВ. Теперь там есть нарратив, хорошо рассказанные сюжеты, комфортный темпоритм, и качество выросло очень серьезно и на самых разных уровнях. Иногда я даже думаю, что кино угрожает опасность. Но помимо вышесказанного в кино меня цепляет большая темная комната и огромный экран. Телепроекты иногда показывают в кинотеатрах, но в целом лично я люблю кино еще и за поход в кинотеатр. Сюжеты, драма, всё это очень важно, тут и говорить не о чем, но кино должно еще и раскрывать какую-то загадку, давать то, о чем ты никогда не думал, чего ты никогда не испытывал — и это не имеет отношения к сюжетному повороту, истории или актерской игре. Это особый момент именно кино, соприкосновение разных элементов. Такой же эффект производит великая литература или живопись, или когда ты слушаешь Малера или Равеля. Это не рациональное. Если фильм дает подобный опыт, люди пойдут в кино и даже подсядут именно на походы в кино, потому что это эмоция, которая в обычной жизни недоступна. Именно этого я хотел добиться своим фильмом. Чтобы люди почувствовали это, ощутили связь с чем-то за пределами реальности, с чем-то неожиданным. Мы снимали в нужное время суток и могли ждать буквально целый день подходящего момента. Я очень благодарен Мэри Пэрент и Стиву Голину и компании New Regency за то, что они верили мне, ведь ждать нужного естественного освещения ради нескольких секунд — с этим непросто смириться. И я должен отдать должное Чиво (оператор Эммануэль Любецки — прим. ред.) за то, какой красоты он добивался благодаря этому освещению. В половине пятого уже давно привычная локация становилась совершенно другой, каждое растение, каждая капля воды, каждое облако становилось другим. А в двенадцать часов всё снова менялось, становилось холодным. Это чудо — успевать запечатлевать такие моменты, ведь такую красоту совершенно не нужно объяснять, она говорит за себя сама. Не нужен даже сюжет. Это чистое созерцание, которое может подарить только природа. Да, ждать, чтобы запечатлеть всё это, очень сложно, но если дождаться, оно того стоит. Кино ведь должно давать зрителю не только взрывы и прочую херню, оно должно дарить и красоту, откровение, прелесть жизни. Красота всё еще жива, ребята, вот в чем наш месседж. Сядьте уже на место и просто наслаждайтесь ею. Ваш взгляд на человечество какой-то очень уж мрачный и безнадежный…
Вы думаете? (Смеется) Это, на самом деле, очень сложный вопрос, я сам-то не считаю, что всё так мрачно. Например, в фильмах про индейцев, на мой взгляд, очень извращенный нарратив, я имею в виду те, в которых они показаны в дурном свете. Мы продвигаем западные культуры, это случилось в моей стране, в Мексике. Десять процентов населения — это жители индейских общин, коренные обитатели этих мест, и каждый раз, когда снимается фильм об отношениях между ними и пришельцами с Запада, получается только два варианта: либо индейцев демонизируют, делают из них злодеев, дикарей и убийц; либо делают из них святых. И это вместо того, чтобы просто понять, что они не ангелы и не демоны. Они точно такие же, как и все мы, их природа точно так же двойственна, как природа любого другого человека, они существуют в таких же сложных отношениях с добром и злом, как и мы. Изображая их, я в этом плане делаю всё, что в моих силах. Одна из моих любимых книг — это «Свет в августе» Фолкнера. Не знаю, читали вы или нет, но там есть герой по фамилии Кристмас, это белый с негритянскими корнями. Это самый сложный герой из всех, потому что ему нет места ни среди белых, ни среди черных, а быть полукровкой в Америке тех времен — это беда, потому что тебя не принимает никто. Это хуже всего. И я, помню, подумал: мы судим о людях просто по цвету кожи, по тому, кем был отец человека, и так далее. Мы все — жертвы предрассудков. В моем фильме индеец — отец, который разыскивает свою дочь, его историю я взял из одной реальной истории. В 1823 году была битва c индейцами племени арикара, начавшаяся из-за того, что два траппера напились, изнасиловали нескольких девушек, кого-то убили, и тогда арикара напали на них, убили двадцать три белых, после чего был фактически отдан официальный приказ о начале геноцида арикара. Вполне в духе цивилизованного человечества. По той же причине герой Лео ищет своего сына, заботится о нем. И индеец тоже просто ищет свою дочь, он не плохой и не хороший, он отец. Мне хотелось, чтобы у меня получилась история двух отцов, которые ищут своих детей. Ну а мое видение человечества таково: мы не сможем ничего достичь, пока не научимся понимать других. Невозможно любить, не понимая того, кого ты любишь. Пока мы не научимся по-настоящему понимать, а не просто реагировать, ничего не выйдет. Хью Гласс в этом смысле прогрессивный персонаж, он умеет понимать, он любит индейскую женщину, любит свою семью и способен отринуть все предрассудки. Я думаю, что таких трапперов, как он, было много.
Образ индейца из «Выжившего»
Вы говорили, что этот проект сложен для вас как для кинематографиста. А как насчет того, сложен ли он для зрителя? Каково ему сидеть и смотреть на то, что даже в кино встречается не так уж часто?
Как я уже сказал, я хотел добиться зрелищности в плане масштабов показа пейзажей и в физическом плане, чтобы люди могли погрузиться в это, впитать в себя это, но в то же время хотел быть камерным, интимным, и вот это было непросто. Мы с Чиво потратили несколько месяцев, разбираясь, что же надо показать. Прелесть фильма в том, что всё показанное — реально, что зритель может ощутить себя стоящим посреди всего этого, ощутить себя муравьишкой на гигантском плато. А как насчет жестокости?
Если я захотел бы снять этот фильм академически, сначала сделать всё по шаблону, а потом монтировать, монтировать и снова монтировать, — у меня бы, наверное, получилось нечто классическое, нечто такое, что даже я бы назвал комфортным уровнем жестокости. Мы привыкли к языку монтажа, к мозаике из кратких эпизодов, и для нас это и есть кино. Но это искусственно. Я не думаю, что этот фильм жесток. Жестокость меня не привлекает. Я сам по себе к ней не склонен и не интересуюсь жестокостью. Я слишком сильно на нее реагирую, мне не доставляет удовольствия смотреть на жестокость ради жестокости, но в данном случае это было неизбежно — времена были такие. Так было на самом деле, я ничего не изобретал. Так убивали животных, так охотились, так они ели… Для меня критично было оставаться честным, правдивым, не отступать, не трусить, но, в то же время, не перебрать с жестокостью или с юмором. Я хотел сохранить правдивость атмосферы фильма, чтобы в нем постоянно присутствовал дух подлинности. Жестокость здесь уместна потому, что это рассказ о человеке, который испытал ее на себе, о том, что он чувствовал по этому поводу. Я не показываю насилие развлечения ради. Насилие — это причинение боли, я не имею права развлекать таким способом. Для меня важна связь с героями, я показываю, как герой видит чью-то смерть, как кто-то кого-то теряет, вот это для меня самое главное.
Это история о выживании в диких условиях. А у вас есть свой план, как выжить в джунглях Голливуда?
(Смеется) Если кто-то выпустил про это инструкцию, то я обязательно ее куплю. Если кто-то написал книгу о том, как выжить в Голливуде, это полезная книга. Ну а на самом деле, на мой взгляд, о выживании речь не идет. Лично я очень благодарен за всё, что мне довелось сделать, для меня это большая честь, ведь это то, чем я хочу заниматься, и только это мне нужно. Только это я и умею делать, так что мне очень повезло в жизни, грех жаловаться. Одно могу сказать: любой фильм снимать очень тяжело, по крайней мере, для меня, и в основном это потому, что я всегда спрашиваю себя: можно ли сделать еще лучше? Я никогда не бываю полностью доволен, для меня это своего рода невроз, навязчивая идея, вот эта неуверенность и всё остальное. Это и есть та цена, которую я плачу за то, чем занимаюсь. Снимать кино — это всегда немножко пытка, у меня высокие стандарты, я всегда знаю, что мне будет тяжело, но я буду делать кино о том, что меня по-настоящему волнует, потому что иначе я либо себя убью, либо кого-нибудь другого. Это ведь настоящая жертва. Ты жертвуешь своим временем, которое мог бы провести с детьми, с женой, с мамой, которая болеет. И все эти жертвы всегда со мной, поэтому, если я не делаю что-то очень личное, серьезно на меня воздействующее, они окажутся напрасными. Поэтому я действую только так, только так я могу выжить — когда у меня правильные мотивы делать или не делать. И потому я не имею ничего против этой жертвенности. Нет ничего плохого в том, чтобы спокойно и расслабленно сделать что-то за пару миллионов долларов, но я сам себе не позволю подобного, я буду чувствовать себя несчастным, поэтому могу только так выживать — делать честное и правдивое по отношению к самому себе кино, не проявлять излишнюю гибкость там, где, может быть, оно было бы даже уместно. По-другому я не могу.
Для отправки комментария необходимо зайти на сайт под своим именем. Введите ваши данные в соответствующие поля ниже. Если у вас ещё нет логина и пароля, пожалуйста, зарегистрируйтесь.
E-mail:
Пароль:
Правила хорошего комментатора
Нужно: Главное слово хорошего комментатора — «аргументация». Filmz.ru — авторский ресурс, и согласиться с мнением НК-редакции можно коротким «да», но спорить нужно, объясняя, почему так, а не этак. Не бойтесь дебатов — в споре рождается истина.
Нельзя: Остальные условия легко выполнимы: не используйте мат (в том числе з*пиканный звездочками) и экспрессивные выражения, не переходите на личности и темы, не касающиеся кинематографа, не злоупотребляйте односложными репликами («фильм — супер!») и избегайте спойлеров (раскрытия ключевых сюжетных поворотов фильма). Запрещено использование CAPS LOCK и trasliteracii. Комментарий должен быть самодостаточным и не должен требовать от пользователя перехода на другой сайт для ознакомления с мнением автора в его личном дневнике. Для личной переписки используйте личные сообщения в кабинете пользователя (меню в верхнем правом углу сайта).
За что? Ваш комментарий будет удален, если вы безграмотны, пишете не по-русски, вечно высказываете недовольство всем и вся или используете падонкафский сленг. Для ответа на комментарий нужно нажать кнопку «ответить» под заинтересовавшей вас репликой, а чтобы начать новую ветку обсуждений нажимайте «добавить комментарий». Все новые НК-читатели проходят премодерацию комментариев, которая снимается после 20-30 адекватных реплик. Публикация ссылок на скачивание фильмов карается пожизненным баном без права реабилитации.
