«Маркиза де Сад» (1992) основана на пьесе прославленного японского бунтаря Юкио Мисимы и представляет собой, как вытекает уже из названия, взгляд на хорошо известную историческую фигуру глазами супруги. Три акта охватывают период с 1772-го по 1790-й годы, но сам маркиз, «дьявол в человеческом обличье», на сцене так и не появляется.
Всё начинается с того, что его родня обеспокоена предъявленными ему обвинениями в распутстве и подрыве нравственности. Тёща, этот «испытанный боец армии добродетели», намерена спасти «доброе имя семьи и честь дочери», однако жена Альфонса - Рене - не разделяет её устремлений и по-прежнему питает к мужу весьма тёплые чувства (хотя и знает, что тот изменял ей с её же сестрой Анной). Она будет ждать его все следующие восемнадцать лет - но разлюбит в самом финале, прочитав написанный в тюрьме и переполненный жестокостью роман «Жюстина»... Заканчивается спектакль, ни много ни мало, атомным взрывом...
В первую очередь здесь обращаешь внимание на очень интересную работу с цветом, но в основном, конечно, всё держится на тексте и актёрских работах. Заглавную роль исполнила Стина Экблад (Измаил в «Фанни и Александр»), а Аниту Бьёрк и Агнету Экманнер мы уже видели в более поздней ленте Бергмана «В присутствии клоуна».
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Маркиза де Сад»
Жанр «Сонаты призраков» (2007) определяют как фантасмагория - и с этим трудно не согласиться. Очередное обращение Бергмана к творчеству Августа Стриндберга рассчитано в первую очередь на сильных духом: разобраться, что здесь к чему - не так-то просто.
Поначалу всё вроде бы понятно: студент Аркенхольц, как мы узнаём, ночью героически спас людей из рухнувшего дома - в связи с чем в газете пропечатан сперва его портрет, а потом и вся скромная биография. Знакомство с директором Хуммелем открывает перед ним новые перспективы - но в итоге и семья, с которой знакомится студент, оказывается не без странностей, и сам Хуммель - вроде как не тот, за кого себя выдаёт.
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Соната призраков»
Покойник тут спокойно выходит из дома. Призрак утопленницы преследует, видимо, виновного в её смерти. Героиня Гуннель Линдблум вот уже сорок лет сидит в кладовке, превратившись в «мумию» и изображая из себя попугая. Центральную сцену составляет так называемый «ужин призраков»...
Любопытно, что местами Бергман добавляет запечатлённому изображению видеоэффектов - но даже с ними спектакль всё равно остаётся спектаклем. Добавлю к этому, что роль престарелого слуги исполняет Эрланд Юзефсон - многолетний, как мы знаем, соратник великого режиссёра.
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Соната призраков»
А вот «Последний крик» (1995, вариант перевода «Последний вздох» не вполне соответствует сути) - это уже именно что телеспектакль. Да, он очень прост: два актёра в одном кабинете, - но здесь всё-таки есть так называемая «четвёртая стена», что хоть в некоторой мере убирает налёт театральности.
К тому же первые восемь минут ленты - и вовсе познавательная хроника. Зарядив кинопроектор (кажется, прямиком из «Персоны»), Бергман под тапёра рассказывает нам о «золотой эпохе» шведского кино, ограниченной историками всего пятью годами: 1916 - 1920. Одними из главных её деятелей являлись киноуправленец Чарльз Магнуссон и режиссёр Георг аф Клеркер, снявший аж двадцать пять фильмов за три года. Но были они, увы, не соратниками, а соперниками - и в итоге продюсер просто купил конкурирующую студию, лишив тем самым художника работы.
Ну и после этого Бергман представляет, какой могла бы быть их встреча. Он сразу признаётся, что она полностью вымышлена, но отмечает: «То, что никогда не было правдой, вполне могло ею быть».
Кадр из телеспектакля Ингмара Бергмана «Последний крик»
Дальнейшее укладывается в несколько слов: режиссёр налегает на коньяк и без умолку болтает, продюсер сурово молчит. Клеркер молит о работе - и забавно, что он хочет экранизировать десадовский роман «Жюстина», про который мы только что упоминали выше («Это фантастический проект»). «Я не гений, - признаёт он. - Я ремесленник» (зато хороший), - однако выпитое, помноженное на природную импульсивность, не даёт диалогу войти в конструктивное русло.
Самое очевидное достоинство «Последнего крика» - он возвращает киноманам забытые имена (как хорошо мы вообще знаем историю шведского кинематографа?..). И, конечно, никак нельзя не обратить внимания на логотип «Svensk Filmindustri», размещённый на стене и то и дело мелькающий в кадре. С этого «SF» начинались многие фильмы Ингмара Бергмана - и таким образом мастер словно бы отдаёт долг воспитавшей его студии.
Бьёрн Гранат, на котором тут всё, безусловно, держится, сыграл у Бергмана после этого, кажется, всего один раз (оставим в скобках «Благие намерения»), а вот его партнёр Ингвар Челльсон уже знаком нам по «Буре», где он был, понятно, сильно моложе и выступал в роли брата главного героя.
Кадр из телеспектакля Ингмара Бергмана «Последний крик»
Кинематографу немого периода посвящён и телефильм «Создатели образа», который у нас переводят ещё и как «Люди кино» (2000). Четверо его героев - тоже реальные лица: актриса Тора Тейе, оператор Юлиус Яэнзон, актёр / режиссёр Виктор Шёстрём (сыгравший, напомним, главную роль в «Земляничная поляна») - и писательница Сельма Лагерлёф, лауреат Нобелевской премии. Все они собрались в просмотровой комнате, чтобы оценить фрагменты из свежей картины Шёстрёма «Возница» («Первый в мире фильм о чём-то настоящем») - которая, как знаем уже мы, из сегодняшнего дня, станет в итоге классикой мирового кино и одной из любимейших лент самого Ингмара Бергмана. На дворе, стало быть, 1920-й год.
Кадр из телефильма Ингмара Бергмана «Создатели образа»
«Возницы» здесь совсем немного, куда как больше разговоров. Тора - любовница Виктора, ранее исполнившая у него заглавную роль в фильме «Карин, дочь Ингмара» (тоже, кстати, по Лагерлёф). Но в новой своей ленте он ей сыграть не дал: жена не разрешила. В пылу беседы оскорблённая и вспыльчивая актриса начинает хамить - и хотя пожилая писательница знает, что «самый громкий звук издаёт пустая бочка», она всё-таки решает выслушать молодую женщину - и даже начинает в ответ делиться с ней самым сокровенным. Среди прочего выясняется, что этих женщин объединяет: вечно пьяные отцы. А стало быть, все они, люди кино, внутри - обычные человеки, со своими горестями и проблемами...
Исполнившую роль Сельмы Лагерлёф Аниту Бьёрк мы уже называли выше, говоря про «Маркизу де Сад», а Элин Клингу можно также увидеть в «Сонате призраков».
Кадр из телефильма Ингмара Бергмана «Создатели образа»
Завершим же эту бонусную подборку весьма странной короткометражкой «Харальд и Харальд» (1997) - не скрывая своего удивления, как такое вообще попало в фильмографию столь уважаемого мэтра. Нет, Бергман мог, разумеется, делать всё что хотел, но эти десять минут - не более чем юмористический эстрадный скетч в духе тех номеров, что некогда исполняли у нас Ширвиндт и Державин.
На сцене - два критика с обувными коробками на головах, собственно, Харальд и Харальд (одного из них, Бьёрна Граната, мы только что упоминали выше, а Йохан Рабеус появлялся в небольшой роли в ленте «Двое блаженных»). Руководствуясь принципом «Критика - мать искусства», они обсуждают, как можно понять, свежевышедший отчёт местного министерства культуры, ловко находя в этом толстенном томе ничего не значащие благоглупости: «Фильм - это отличное средство размножения массовой информации в картинках» и пр.
Кадр из короткометражки Ингмара Бергмана «Харальд и Харальд»
Понятно, что тема - вечная: возьми аналогичные российские талмуды - наверняка обхохочешься не в меньшей степени (хотя и будет это смех со слезами на глазах, надо думать). Но ни к кино, ни даже к театру этот короткий метр не имеет, конечно, никакого отношения - а потому лучше просто отнестись к нему как к по-своему забавной причуде великого мастера.
Вторая часть бонусов к нашей коллекции Ингмара Бергмана включает в себя его телевизионные работы 1990-2000-х годов: два спектакля, два телефильма, одна эстрадная короткометражка.
Телеспектакль и телевизионная версия театрального спектакля - понятия разные. В первом случае мы имеем нечто, чуть более похожее на фильм - и можем, например, смотреть на героев пьесы с любой стороны. При втором варианте камера, как правило, сохраняет дистанцию: она может, конечно, приближаться к артистам при помощи известных технических ухищрений (как если б зритель воспользовался биноклем), но не будет уже заглядываться на них из-за спины; к тому же тут мы наверняка услышим дыхание зала.
Ингмар Бергман поставил огромное количество спектаклей на разных сценах, но мне удалось найти только две телеверсии, переведённые на русский язык. Это, конечно, не кино, но поклонников мастера, возможно, заинтересует.
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Маркиза де Сад»
«Маркиза де Сад» (1992) основана на пьесе прославленного японского бунтаря Юкио Мисимы и представляет собой, как вытекает уже из названия, взгляд на хорошо известную историческую фигуру глазами супруги. Три акта охватывают период с 1772-го по 1790-й годы, но сам маркиз, «дьявол в человеческом обличье», на сцене так и не появляется.
Всё начинается с того, что его родня обеспокоена предъявленными ему обвинениями в распутстве и подрыве нравственности. Тёща, этот «испытанный боец армии добродетели», намерена спасти «доброе имя семьи и честь дочери», однако жена Альфонса - Рене - не разделяет её устремлений и по-прежнему питает к мужу весьма тёплые чувства (хотя и знает, что тот изменял ей с её же сестрой Анной). Она будет ждать его все следующие восемнадцать лет - но разлюбит в самом финале, прочитав написанный в тюрьме и переполненный жестокостью роман «Жюстина»... Заканчивается спектакль, ни много ни мало, атомным взрывом...
В первую очередь здесь обращаешь внимание на очень интересную работу с цветом, но в основном, конечно, всё держится на тексте и актёрских работах. Заглавную роль исполнила Стина Экблад (Измаил в «Фанни и Александр»), а Аниту Бьёрк и Агнету Экманнер мы уже видели в более поздней ленте Бергмана «В присутствии клоуна».
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Маркиза де Сад»
Жанр «Сонаты призраков» (2007) определяют как фантасмагория - и с этим трудно не согласиться. Очередное обращение Бергмана к творчеству Августа Стриндберга рассчитано в первую очередь на сильных духом: разобраться, что здесь к чему - не так-то просто.
Поначалу всё вроде бы понятно: студент Аркенхольц, как мы узнаём, ночью героически спас людей из рухнувшего дома - в связи с чем в газете пропечатан сперва его портрет, а потом и вся скромная биография. Знакомство с директором Хуммелем открывает перед ним новые перспективы - но в итоге и семья, с которой знакомится студент, оказывается не без странностей, и сам Хуммель - вроде как не тот, за кого себя выдаёт.
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Соната призраков»
Покойник тут спокойно выходит из дома. Призрак утопленницы преследует, видимо, виновного в её смерти. Героиня Гуннель Линдблум вот уже сорок лет сидит в кладовке, превратившись в «мумию» и изображая из себя попугая. Центральную сцену составляет так называемый «ужин призраков»...
Любопытно, что местами Бергман добавляет запечатлённому изображению видеоэффектов - но даже с ними спектакль всё равно остаётся спектаклем. Добавлю к этому, что роль престарелого слуги исполняет Эрланд Юзефсон - многолетний, как мы знаем, соратник великого режиссёра.
Кадр из спектакля Ингмара Бергмана «Соната призраков»
А вот «Последний крик» (1995, вариант перевода «Последний вздох» не вполне соответствует сути) - это уже именно что телеспектакль. Да, он очень прост: два актёра в одном кабинете, - но здесь всё-таки есть так называемая «четвёртая стена», что хоть в некоторой мере убирает налёт театральности.
К тому же первые восемь минут ленты - и вовсе познавательная хроника. Зарядив кинопроектор (кажется, прямиком из «Персоны»), Бергман под тапёра рассказывает нам о «золотой эпохе» шведского кино, ограниченной историками всего пятью годами: 1916 - 1920. Одними из главных её деятелей являлись киноуправленец Чарльз Магнуссон и режиссёр Георг аф Клеркер, снявший аж двадцать пять фильмов за три года. Но были они, увы, не соратниками, а соперниками - и в итоге продюсер просто купил конкурирующую студию, лишив тем самым художника работы.
Ну и после этого Бергман представляет, какой могла бы быть их встреча. Он сразу признаётся, что она полностью вымышлена, но отмечает: «То, что никогда не было правдой, вполне могло ею быть».
Кадр из телеспектакля Ингмара Бергмана «Последний крик»
Дальнейшее укладывается в несколько слов: режиссёр налегает на коньяк и без умолку болтает, продюсер сурово молчит. Клеркер молит о работе - и забавно, что он хочет экранизировать десадовский роман «Жюстина», про который мы только что упоминали выше («Это фантастический проект»). «Я не гений, - признаёт он. - Я ремесленник» (зато хороший), - однако выпитое, помноженное на природную импульсивность, не даёт диалогу войти в конструктивное русло.
Самое очевидное достоинство «Последнего крика» - он возвращает киноманам забытые имена (как хорошо мы вообще знаем историю шведского кинематографа?..). И, конечно, никак нельзя не обратить внимания на логотип «Svensk Filmindustri», размещённый на стене и то и дело мелькающий в кадре. С этого «SF» начинались многие фильмы Ингмара Бергмана - и таким образом мастер словно бы отдаёт долг воспитавшей его студии.
Бьёрн Гранат, на котором тут всё, безусловно, держится, сыграл у Бергмана после этого, кажется, всего один раз (оставим в скобках «Благие намерения»), а вот его партнёр Ингвар Челльсон уже знаком нам по «Буре», где он был, понятно, сильно моложе и выступал в роли брата главного героя.
Кадр из телеспектакля Ингмара Бергмана «Последний крик»
Кинематографу немого периода посвящён и телефильм «Создатели образа», который у нас переводят ещё и как «Люди кино» (2000). Четверо его героев - тоже реальные лица: актриса Тора Тейе, оператор Юлиус Яэнзон, актёр / режиссёр Виктор Шёстрём (сыгравший, напомним, главную роль в «Земляничная поляна») - и писательница Сельма Лагерлёф, лауреат Нобелевской премии. Все они собрались в просмотровой комнате, чтобы оценить фрагменты из свежей картины Шёстрёма «Возница» («Первый в мире фильм о чём-то настоящем») - которая, как знаем уже мы, из сегодняшнего дня, станет в итоге классикой мирового кино и одной из любимейших лент самого Ингмара Бергмана. На дворе, стало быть, 1920-й год.
Кадр из телефильма Ингмара Бергмана «Создатели образа»
«Возницы» здесь совсем немного, куда как больше разговоров. Тора - любовница Виктора, ранее исполнившая у него заглавную роль в фильме «Карин, дочь Ингмара» (тоже, кстати, по Лагерлёф). Но в новой своей ленте он ей сыграть не дал: жена не разрешила. В пылу беседы оскорблённая и вспыльчивая актриса начинает хамить - и хотя пожилая писательница знает, что «самый громкий звук издаёт пустая бочка», она всё-таки решает выслушать молодую женщину - и даже начинает в ответ делиться с ней самым сокровенным. Среди прочего выясняется, что этих женщин объединяет: вечно пьяные отцы. А стало быть, все они, люди кино, внутри - обычные человеки, со своими горестями и проблемами...
Исполнившую роль Сельмы Лагерлёф Аниту Бьёрк мы уже называли выше, говоря про «Маркизу де Сад», а Элин Клингу можно также увидеть в «Сонате призраков».
Кадр из телефильма Ингмара Бергмана «Создатели образа»
Завершим же эту бонусную подборку весьма странной короткометражкой «Харальд и Харальд» (1997) - не скрывая своего удивления, как такое вообще попало в фильмографию столь уважаемого мэтра. Нет, Бергман мог, разумеется, делать всё что хотел, но эти десять минут - не более чем юмористический эстрадный скетч в духе тех номеров, что некогда исполняли у нас Ширвиндт и Державин.
На сцене - два критика с обувными коробками на головах, собственно, Харальд и Харальд (одного из них, Бьёрна Граната, мы только что упоминали выше, а Йохан Рабеус появлялся в небольшой роли в ленте «Двое блаженных»). Руководствуясь принципом «Критика - мать искусства», они обсуждают, как можно понять, свежевышедший отчёт местного министерства культуры, ловко находя в этом толстенном томе ничего не значащие благоглупости: «Фильм - это отличное средство размножения массовой информации в картинках» и пр.
Кадр из короткометражки Ингмара Бергмана «Харальд и Харальд»
Понятно, что тема - вечная: возьми аналогичные российские талмуды - наверняка обхохочешься не в меньшей степени (хотя и будет это смех со слезами на глазах, надо думать). Но ни к кино, ни даже к театру этот короткий метр не имеет, конечно, никакого отношения - а потому лучше просто отнестись к нему как к по-своему забавной причуде великого мастера.