Находясь на кинофестивале в Казахстане, нельзя не посмотреть и собственно казахское кино, в мировом табеле о рангах обладающее – если кто не знает – весьма высокой репутацией. И даже пары примеров хватает, чтобы понять: здесь умеют снимать картины любой степени сложности – и дорогие исторические боевики, и тихие повести про маленького, но по-своему прекрасного человека.
После церемонии открытия «Евразии» зрителям показали ленту Рустема Абдрашева «Казахское ханство. Золотой трон». Это вторая часть монументального исторического исследования о том, как некогда – во второй половине 15-го века – зарождался Казахстан (как и «Алмазный меч», этот фильм имеет ещё и многосерийную телеверсию). Эпиграф подчёркивает: «Казахское государство основано в 1465 году, но истина ведома одному Всевышнему», - намекая тем самым, видимо, что подлинной документальности всё-таки ждать от дилогии не следует, ибо в художественном кино позволительны и условности, и допущения.
В центре повествования – противостояние двух братьев, некогда давших клятву ни в коем разе не проливать кровь друг друга. Но жизнь развела их по разные стороны степи – и в финале один из них яростно пообещает: «Ненасытный кровопийца! Я напою тебя твоей же кровью!» Однако вдаваться в сюжетные тонкости сверх этого я не рискну: этот эпос явно рассчитан на тех, кто уже более-менее знаком с историей страны, и человеку стороннему разобраться в нюансах непросто. Хотя понятно, что вот этот хан – определённо плохой, а стало быть, его объединяющиеся противники – хорошие; вообще, когда в истории проявлены подлость и предательство, отвага и благородство, то даже неподготовленный зритель уж как-нибудь да во всём разберётся.
К тому же не в этом ведь суть! Важно, как это всё снято. А снят фильм от души, с неподдельным размахом, с тем, очевидно, расчётом, чтоб уж раз и навсегда закрыть то далёкое смутное время эталонным произведением от мастеров кинематографических искусств. И если поначалу ты больше внимания обращаешь на красивую природу и национальный колорит, то постепенно замечаешь и огромную массовку, и бережно подобранные костюмы, и точный реквизит. В картине находится место и лирике («Девушка – это и есть тюльпан»), и ярко поставленным многочисленным поединкам («Я насажу твою голову на копьё и отправлю твоему отцу в подарок»), что словно бы призвано наглядно показать: мы можем и так, и этак.
Жестокость, впрочем, запоминается в первую очередь: тут вовсю рубят головы, неугодным отрезают языки, а ложно обвиняемая вместо честного суда должна пройтись по живому огню (и уж если не виновна, то всё обойдётся). Неправедная казнь рифмуется со взлётом потревоженной птички, а предсказать исход жаркой схватки возьмётся не каждый, потому как ни сорок уже отрезанных голов, ни силы свалить коня голыми руками ещё не гарантируют, что в какой-то момент тебе самому вдруг не свернут шею («Кто ищет смерти – бежит к могиле»).
Кадр из фильма «Казахское ханство. Золотой трон»
Любопытно, что громкий финальный аккорд поддержан бунтом простого народа против местной опричнины – совсем уж по лекалам советской кинематографии, словно бы без понимания, как этот эпизод может прочитаться в применении к актуальным событиям. Но в кино, где одна героиня – из династии пророка Мухаммеда, а другая – внучка самого Тамерлана, не стоит, конечно, видеть каких-либо современных аллюзий. Куда важнее – не пустые намёки, а внятно проговорённое (причём дважды) послание: «Я жил одной мечтой – чтоб казахи поднялись с колен. И эта мечта исполнилась». И для самых уж непонятливых: «Будущее за вами, за казахами».
Естественно, тут трудно не провести параллели с родным «Викингом». Но «Казахское ханство» отличается от нашего блокбастера в той же мере, в какой само казахское кино отличается от российского. Другой подход, другое воплощение, другое всё. Общее лишь желание иметь свою собственную национальную кинолетопись.
Кадр из фильма «Монгол»
Кстати, устроили на кинофестивале и ретроспективный показ «Монгола» - до сих пор непревзойдённого образца исторического экшена, с которым Казахстан одиннадцать лет назад впервые дошёл до «Оскара» (не говоря уже о триумфе на «Нике»). И стоит пожалеть, что прилетевший в Нур-Султан Сергей Бодров был традиционно немногословен – и на встрече с публикой ограничился лишь самыми общими фразами. И хотя прославленный режиссёр подтвердил, что съёмки второй части могут начаться уже в следующем году, но всё же не уточнил, продолжится ли в работе над сиквелом его сотрудничество с местными кинематографистами (а вот про причастных к делу китайцев – сказал).
Впрочем, как можно судить по тому же «Золотому трону», выросла смена – и есть уже, кому подобного рода эпос можно смело доверить.
Кадр из фильма «Шыракшы»
Другая сторона местного кино - фильм «Шыракшы»; русский перевод названия - «Хранитель», хотя его автор – между прочим, президент кинофестиваля «Евразия» Ермек Турсунов – и говорит о куда большем смысле, заложенном в казахское слово.
Война здесь тоже есть, но только в «берлинском» прологе, который словно бы намеренно создавался как казахский ответ «Рядовому Райану»: взрывы, перестрелка, каскадёры в огне – всё как положено. Но уже спустя несколько минут начинается совсем другой фильм – и это признание в любви … к кинематографу! Главный герой привёз из Германии кинопроектор и несколько плёнок, с которыми и ездит беспрестанно по кругу – вплоть до семидесятых годов, когда на смену «полевым» кинопоказам постепенно приходят отстроенные в посёлках дома культуры. Так старичок-энтузиаст, верящий, что «неважно, как кино называется, важно то, что добро всегда победит», неуклонно теряет своих некогда преданных зрителей…
Конечно, такой вот сюжет не мог обойтись без множества вкусных моментов. Зная по-иностранному только редкие слова военного времени типа «Хенде хох» и «Гутен морген» («Не обязательно знать языки, чтобы понимать кино»), прозванный Тарзаном герой сам «переводит» и озвучивает показываемые картины. И если «Огни большого города» в его комментарии вроде бы не особо нуждаются, то, например, «Гамлет» Лоуренса Оливье превращается у него в трагедию про хана и джигита («Как же ты, мать, могла выйти за такого козла?!»), в конце которой он произносит молитву за душу погибшего молодца. Индейский вождь из другой ленты разражается у него прочувствованным монологом о победе коммунизма, а вот с «Андалузским псом» незадача вышла: логично решив, что это что-то положительное про собаку, старичок нарывается на скандал (в ходе которого только молодёжь просит не прекращать показа «передового кино») – и в результате меняет авангардную короткометражку на всем привычного «Тарзана».
Порой автор отступает от киношной темы – и вставляет в свою повесть дополнительные эпизоды вроде незадачливого сватовства (к героине в исполнении Нины Усатовой, между прочим!) и столь же неудачной попытки зарезать барана. Эта как будто бы «вставная» комедия усиливает горечь финала: героя, рассказавшего о приобретённом «сокровище», но не пояснившего свою мысль (а речь, конечно, шла о новых плёнках с шедеврами), убивают отнюдь не зверствующие фашисты, а свои же соплеменники, жадные до наживы…
Казалось бы, и где здесь победа добра?.. Она – разве что в фигуре мальчика, продолжившего дело престарелого друга. В какой-то момент фильма он играется со сделанной из проволоки кинорамкой – и нам ясно, что вот это и есть будущий режиссёр.
Кадр из фильма «Шыракшы»
«Шыракшы» - лента намеренно простая, под стать своему герою. Объясняясь в любви к немеркнущей классике, Ермек Турсунов отнюдь не соревнуется с ней, а напротив – подстраивается под нехитрые запросы широкой аудитории: чтоб немножко и мелодрамы, и чуток комедии, чтоб и попереживать можно было, и посочувствовать. И в этом он, безусловно, добивается заметного успеха. Совсем не факт, что это кино хоть кто-нибудь когда-нибудь поставит вровень с цитируемыми здесь произведениями искусства, но нет сомнений – зритель выходит из зала с довольным ощущением не зря проведённого времени. А не за это ли заплачена цена за билет?..
Впрочем, дурным вкусам режиссёр уж точно не потакает: как его персонаж заведомо против «Фантомаса», так и он сам – на стороне по-хорошему старомодного, но в то же время никогда не устаревающего кино. В России секрет производства такого рода картин (одновременно и «народных», и ни на каплю не пошлых), кажется, безвозвратно утрачен.
