Мы пообщались с Кареном Оганесяном, режиссером драмеди «Молоко», которое выходит в российский прокат на этой неделе. Расспрашиваем постановщика, каково это — снимать кино про русскую Чудо-Женщину.
Что конкретно вас привлекло в жанре драмеди и в сценарии «Молока», что вы решили его адаптировать для больших экранов?
У меня есть еще проект «Марафон», в котором была первая попытка поработать в подобном жанре. На мой взгляд, все драматичные истории должны иметь элемент комедийности, а комедии — драматичности, если мы говорим о жанровости. Что же касается фильма «Молоко», то он меня и нашу группу преследует уже довольно давно — четыре года. Я очень долго искал женскую историю, поскольку в моих проектах постоянно одни мужские герои, а «Молоко» меня зацепило тремя вещами: необычная тема материнской любви; хороший юмор и сложносочиненная драматургия. Посмотрев еще раз свою работу, я в очередной раз убедился в том, что в нашем фильме есть все степени проявления любви и их следствия — как может нехватка любви человеку повлиять на его жизнь, и напротив насколько может навредить человеку огромная навязчивая любовь. И теперь я понимаю, что мы не зря так долго ждали работы над проектом, поскольку я созрел как режиссер, и Юлия Пересильд, которая это сделала совершенно по-другому нежели четыре года назад, когда мы присматривались к этой истории. Вопреки всему мы все же сняли фильм и, можно сказать, что нас всех привлекла в этой истории наша же любовь к сценарию, поэтому все звезды и сошлись.
Можете ли вы назвать «Молоко» самым личным на сегодняшний день фильмом в вашей карьере и почему?
Я бы его назвал не личным, а зрелым в режиссерском плане. Поскольку все шишки, которые я набил до этой картины, привели меня к тем знаниям и опыту, которые я использовал работая над «Молоком». Потому что этот фильм для меня один из тех редких случаев, в которых все сложилось именно так, как изначально и планировалось. Всегда, когда что-то снимаешь, особенно, например, по заказу, ты понимаешь, что из-за того, что ты спешил, из-за того, что не хватало времени, из-за того, что нужно было все сделать быстро — кто-то, что-то не дописал, не доделали, а возможности переснять уже нет. Что же касается фильма «Молоко», поскольку мы, слава богу, сами себя продюсируем у нас была возможность исправить ошибки, если бы они были. У нас было достаточно времени, чтобы не спешить и доработать сценарий. Не потому что он был плохой, а потому что мы с каждым новым этапом дополнялись какими-то новыми знаниями, которые хотелось использовать в этом проекте. Наверное, это моя единственная на сегодняшний день картина, в которой все, что снято, все, что задумывалось — все случилось. Мне спокойно за эту картину, поскольку нет ни одной причины, по которой я мог бы сказать, что у меня и команды она не получился. Весь тот максимум, который мы могли вытащить из этой истории — мы вытащили.
На мой взгляд, у вас это действительно получилось. Картина смотрится как одно целое полотно. Всё и все на своих места, даже музыка в каком-то смысле кажется отдельным персонажем.
Это очень приятно, потому что на самом деле для меня очень мало моих же картин, в которые я могу погрузиться не как режиссер, а как зритель, не думая о том, что и как я бы хотел изменить или переснять. Фильм получился настолько самостоятельным, что мой организм не позволяет воспринимать его глазами постановщика. Была сцена, во время съемок которой я заплакал, но даже не понимал этого. Это сцена с Гришковцом, когда он с опущенными штанами стоит и рассказывает о том, как в детском саду его наказывали. Я смотрел это на плейбэке, на маленьком маниторе, какой-то был общий план, я слушал этот текст, и даже на общем плане с текстом Гришковца я расплакался и побежал к нему. Я просил его, чтобы на крупных планах он повторил этот текст. Он настолько убедительно попал в интонации драмы, заставив меня понять, что ради такой сцены стоило ждать четыре года. Это была первая и единственная смена с Гришковцом, все его сцены получилось отснять за один день, несмотря на то, что запланировано было две смены. Он вначале не понимал, как мы все это сделаем за один день, но я смог его в этом убедить. Это была наша первая работа, после которой мы сильно подружились и сейчас работаем над большим детским приключенческим фэнтезийным проектом.
В вашей фильмографии есть картины про потусторонние странствия «Я остаюсь», была военная комедия «Пять невест», был триллер «Домовой», есть экшн с Сашей Петровым«Герой», теперь драмеди «Молоко». Никогда не думали снять хоррор? Мне кажется, что только этого жанра и не хватает в вашей фильмографии.
Если честно, то никогда не выбирал проекты по жанрам. Стараюсь всегда выбирать картину по истории. Если события, рассказанные мной в этой истории не делят жизнь героев до и после, то вообще нет смысла снимать кино. Я не отрицаю, что у меня были картины, которые из-за спешки я не успел осмыслить и осознать, то что мы торопимся или надо, что-то переделать. Однако, чем взрослее мы становимся, и чем лучше обстоят наши продюсерские возможности, тем больше я трачу времени на сценарий, на историю, и не хочется именно там ошибиться. Потому что сценарий нужно снимать не тогда, когда просят платформы и продюсеры, а тогда, когда он будет готов. Это как некоторые продукты, которым нужно время, чтобы быть вкуснее, так и со сценариями — некоторым историям нужно отлежаться, чтобы ты смог, что-то более зрело осмыслить.
Вопрос про хорроры я вам задал неспроста. Мы с редакцией вспомнили один из хоррор-проектов, который лет десять назад какое-то время рекламировался в кинореатрах перед сеансом «Паранормального явления», и был представлен как ваша режиссерская работа. Не могли бы более подробно рассказать, что это было, и что с этим в итоге стало?
Да, я сейчас вспомнил. Был проект, назывался он, по-моему, «Район». Этот проект снимался с Петей Федоровым. Мы сняли ролик и начали разрабатывать эту историю, потом продюсеры, которые тогда были в этой компании его заморозили. Я вам скажу так: может, фильма у меня такого и нет, но есть сериал под названием «Игра на выживание», который прошелся довольно громко, и мы сейчас снимаем второй сезон, и мне кажется, я в этом жанре достаточно поиграю в этом шоу. У меня нет надобности в пустых пугалках, я считаю, что самое тяжелое в жанре ставить смысл. И надо ли вообще? Мне кажется, что я сейчас в таком возрасте, когда не хочется делать бессмысленных проектов.
В сюжете фильма «Молоко» есть не простые сцены, которые на бумаге, очевидно, казались сложно переносимыми на экран. Какие сцены для вас были самыми сложными в постановке и почему?
Если честно, то для меня все сложности технические, которые существуют во время съёмок — уже не сложности. Сейчас существует множество специальной техники и специально обученных людей, которые могут все сделать. Мне же главное не повторятся и не снимать то, что я уже снимал. Для меня сложностью было найти Зою — как говорит Владимир Машков, «круче любого блокбастера — это лицо думающего артиста» (смеется). Поэтому мне было очень важно найти Зою, найти эту героиню и нащупать её. Технически мне было сложно именно придумать ее и четко провести.
Оригинальная идея, актуальная проблематика заложенная в сюжете, звездный актерский состав. Учитывая весь потенциал картины, думали ли вы о возможной фестивальной судьбе фильма? Были ли идеи отправить фильм на участие на какой-либо фестиваль?
На самом деле тут фестивального потенциала мало. Потому что мы слишком добрые в этом фильме. Если мы обратим внимание на большинство фестивальных фильмов, то они обязательно должны быть провокационными, должны вызывать негодование, ненависть, отвращение. То есть там все темы, как правило, подняты очень остро. Если бы Зоя в нашем кино взяла автомат и всех убила, я думаю нас бы взяли на фестиваль какой-нибудь (смеется). Поэтому я не удивлен, что мы не путешествует по фестивалям, потому что для меня «Молоко» — это кино че-ло-ве-че-ское и все те человеческие темы, которые здесь подняты на этом тонком уровне юмора, они для фестиваля слишком мягки и просты. Что для меня, как для режиссера этого проекта важнее, чем фестивальная судьба, которая способна навредить этой теме. Понятно, что если бы этот проект снимался, как-то жестко, как-то нервно и без любви, и была бы показана, какая-то анатомия страданий Зои, как у нее все треснуло, как у нее все болит и мучает ее, все было бы реальностью — представьте, что это все не притча, а правда. Можно было бы сделать очень страдающую героиню, с меняющимися персонажами, тогда, возможно, мы бы с вами встретится бы только после фестивалей. Однако абсолютно не хотелось этого делать. Сегодня наш фильм на фестивалях бы вызвал только недоумение у зрителя, который шел за мрачняком, а получил совсем не то, чего ожидал. Мне кажется, что любой фестивальный фильм зритель смотрит в основном один раз. Сомневаюсь, что человек сидит и в какой-то момент такой думает: «Ой, что-то слишком хорошо мне, посмотрю-ка я, что-то [неценз.]. Пожалуй, я взгрустну» (смеется). А вот наше кино в каком-то настроении можно и пересмотреть. Мне кажется, что задача кинематографа, чтобы его не один раз посмотрели. Мы же когда покупаем картину нет такого, что денек посмотрели на нее, а потом говорим: «переверните, ребят, не впечатляет». То же самое с музыкой, литературой — так же и с кино. А слишком депрессивного у нас и так, на мой взгляд, слишком хватает.
В картине задействовано большое количество современных российских звезд. Каждая из которых, на мой взгляд, сыграла одну из лучших ролей в своей карьере. Как проходила работа с актерами? Приходилось ли вам с кем-то потрудиться более детально?
Смотрите, мне бог дал подарок в виде любви к артистам, понятное дело, что каждый режиссер должен относиться с любовью к своим актерам, но я своих всегда люблю чуть больше. У каждого свои проблемы, истории, сложности, даже не со всеми можно потом дружить. Но моя задача на площадке создать настолько теплую атмосферу уюта, дома и семьи, чтобы артист, который даже забыл насколько он талантлив, когда ему тепло и комфортно начал раскрываться как цветок. Вот эта душевная теплота на площадке мне очень важна, даже если мы на морозе, на холоде, мне настолько важно, потому что, когда артист начинает не играть никого, не важно в кадре или в жизни, поскольку многие артисты постоянно кого-то играют, даже в жизни, то это для меня и есть магия кино. Моя задача с ними настолько подружиться, чтобы человек начал показывать себя, а я увидел эти краски. И во время съемок каких-либо сцен, чтобы я знал, что у него есть все необходимое, чтобы сделать своего героя так, как он и планировался, и когда я задачу ставлю, я знаю, чего я прошу от него. Ведь многие артисты зажимаются, они боятся быть настоящими и делают опять тоже, что делали и в других своих картинах.
Почему на главную роль вы выбрали именно Юлию Пересильд? Что сыграло ключевую роль в выборе главной героини?
Юлию я знаю много лет. Первый раз мы с ней встретились на проекте «Пять невест», где она играла близняшек, а должна была исполнить совершенно другую роль, она тогда была начинающая актриса, да и я начинающим режиссером. Меня тогда поразило насколько подробно она подошла к той роли, которая предполагалась изначально. Роль была слишком комедийная, веселая. Она пришла с блокнотом и стала задавать вопросы. Я был в шоке и тогда подумал: «Боже, также не бывает. Это всего лишь третья роль в фильме, а сколько вопросов». И я сразу же, увидев потенциал, предложил ей другую роль в фильме. Мы очень близкие по духу с ней люди. В ней есть, что-то такое человеческое, некий свой особый дух. Если скажут мне идти с ней на войну — я пойду. И в разведку, и куда угодно. Я ей очень сильно доверяю, ее инстинкты и восприятия мира мне очень близки. Юлия, как и ее героиня Зоя, постоянно пытается всем, чем-то помочь. Своим фондом, своими делами, своей любовью, своей заинтересованностью. Для меня Юлия очень правдоподобный, тонкий артист, который способен во всех ролях показать то, чего я не видел. Меня это очень вдохновляет.
В одной из сцен героиня Пересильд играет с тюлью, изображая некое подобие Супермена в полете. Можно ли назвать ваш фильм российской социальной супергероикой, а персонажа Пересильд — русской Чудо-Женщиной?
Все верно. Вы абсолютно точно угадали все посылы, все вещи, которые мы заложили в сюжет. Не зря герой Бурковского говорит: «Зоя, а ты знаешь, что ты чудо?». На самом деле мы так часто пытаемся рассказать про супергероев, про людей, которых не существует, а про людей, которые существуют, мы даже реальную историю не умеем рассказать. И это большая беда нашего кино и нашей жизни, и, конечно же, Юлия как актриса, как общественный деятель, как глава фонда «Галчонок», могу сказать, что она не то, что супер-женщина, она супер-супер-женщина. Все ее переживания в жизни очень помогли и ее героине в картине. Поэтому да, могу сказать, что Зоя — это русская Чудо-Женщина.
Грудное молоко Зои не только очищает разум людей, но и вылечивает их физически. По вашему мнению, почему Зоя его сама же и не выпила, чтобы излечить себя от недуга?
Этот вопрос мы оставили в рамках «вопросы для зрителя». Я не знаю, почему она этого не сделала. У нас даже была идея, что она в какой-то момент хочет выпить свое молоко, но не делает этого. Лично я для себя нашел ответ, что выпив это молоко, она бы тогда больше не смогла помогать этим же молоком людям.
Можно ли сказать, что Зоя своего рода жертвует собой, чтобы продолжать помогать людям и дальше?
Думаю, да. Она выбирает себя в жертву. Жертвует своим счастьем, чтобы помочь как можно большему количеству людей. Но это лично мое мнение. Я не хочу его делать одной истиной. Пусть каждый зритель для себя делает свои выводы.
В одной из сцен мы видим, что Зоя приехала в Москву, и по Красной площади с корзиной своего молока направляется прямиком в Кремль. Был ли в этом намек на то, что главная героиня пытается исцелить правителей страны, а впоследствии и весь мир?
Вы очень много кейсов угадали и все правильно поняли (смеется). Скажу так, не лечить нужно, а любовь дарить. И мне кажется, что мы все чуть-чуть забыли, кто мы есть, какими мы были, как тяжело вообще всем без любви. Особенно без материнской любви. Естественно в этом есть какой-то посыл, какая-то добрая весточка, чтобы мы все были добрее к друг другу и к тому, что происходит. Мне кажется, это лучший финал для нашей истории.
Что сегодня является «молоком» для отечественного кинематографа, которое способно его исцелить?
Я думаю, что исцелять нужно ковид, чтобы зрители пошли в кино. Потому что в моей жизни, это, конечно же, становится уже большой проблемой. Потому что, если у нас не будет источника дохода, то таких проектов, как «Молоко» в моей фильмографии, к сожалению, больше не будет. Мы не сможем снимать дальше, поскольку это снято на личные деньги двух компаний, которые очень хотели это сделать. И, дай бог, мы выйдем хотя бы в ноль. Честно признаюсь, я снимал этот фильм совершенно без гонорара. Мой гонорар — ноль долларов (смеется). Однако я так хотел снять эту историю, что решился на такой риск. Поэтому я желаю скорейшего выздоровления людям, возвращения в кинотеатры и к нормальной жизни, чтобы сказать: «Друзья, идите в кино, дома вы и так будете смотреть сериалы, а от фильмов на больших экранах, поверьте, вы получите гораздо больше удовольствия».
Читайте также:
Интервью со звездами постапокалиптического сериала «Выжившие» В этот четверг на Окко выйдет новая серия оригинального проекта сервиса — многосерийной драмы об пандемии «Выжившие». Мы пообщались с исполнительницами главных ролей Дарьей Савельевой и Валентиной Лукащук и выяснили, что нужно делать, чтобы выжить в постапокалиптическом мире...
