В этом году в содружестве со Сколтехом, Минкультом и фестивалем ФАНК состоялась первая в России «Лаборатория научного кино». В ее рамках 16 режиссеров сняли 16 фильмов по 4-5 минут каждый о новейших исследованиях Сколковских ученых. Художественным руководителем и инициатором этой лаборатории выступила Юлия Киселева – опытный режиссер научно-документальных фильмов, новейший из которых – «Чип внутри меня» еще можно было увидеть в рамках фестиваля ФАНК наряду с альманахом «16 способов изменить мир».
Александр Голубчиков: Юля, прежде всего хочу поздравить вас со свежей наградой «Чипа внутри меня» на «Мире знаний» в Санкт-Петербурге. Я уже успел посмотреть фильм – как вам пришла эта идея и как вы искали героев? Среди них есть два человека, знакомых мне лично: я хорошо знаю и историю Маши Безенковой, слышал про Родиона Чемонина, но я не знал, что все настолько серьезно.
Юлия Киселева: Когда я искала людей с нарушением слуха, первой, кто пришел мне на ум, была собственно Тася – потому что Маша Безенкова часто рассказывала о ней на Фейсбуке. И Маша согласилась на съемку, чему я очень удивилась и даже потом спросила, почему она пошла на это? И тогда Маша пояснила, что много сталкивается с родителями глухих детей, но эти родители отказываются делать кохлеарную имплантацию, и потому хочет, чтобы люди знали эту историю.
Родион вообще пришел на пресс-показ фильма «Мозг. Эволюция» брать у меня интервью и спросил что-то про дальнейшие планы. Я рассказала, что хочу когда-нибудь снять фильм про людей с нейростимуляторами, и начинаю ему объяснять, что это такое. А он говорит: «Да, да, я знаю. Вот у меня два стоят». В общем, удивительно было. Ты сидишь и думаешь, где взять героя с нейростимуляторами. Врачи – вообще закрытые: не пойдешь в больницу и не спросишь: «А дайте мне пациента». А тут он сам к тебе приходит.
Мы тогда снимали фильм про роботов, и получилось, что Родион снялся в двух фильмах. Прошлый фильм был – «Робот, я люблю тебя?», именно так, с вопросительным знаком. И мы размышляли на тему где заканчивается человек и начинается робот, если человеку заменять части тела. И Родион очень хорошо туда вписался, но у него там была другая роль: он играл журналиста. Мы прямо так и рассказали, что он пришел ко мне брать интервью и стал героем картины. Вся первая половина фильма у нас была посвящена различным роботам: антропоморфным, не антропоморфным, секс-куклам. И Родион как журналист-провокатор, ходил с этой секс-куклой по городу и приставал к людям. Потом оказалось, он им говорил: «Я и сам робот». В общем такой драматичный фильм был.
А когда мы с ним снимали «Чип…», уже с моей подачи мы сделали провокацию. Мы с Родионом договорились, что отключим его нейростимуляторы. Родион учился у Меньшова на режиссера, и мы решили, что будет эпизод, где он снимает какую-то часть своего фильма с актерами – и мы в этот момент выключим нейростимуляторы. Потому что нам нужно было, во-первых, продемонстрировать зрителю, каково это, а во-вторых, посмотреть реакцию актеров, которые ничего не подозревали. Вот кстати они все сделали вид, что никто ничего не заметил.
АГ: Как зародился этот проект про чипы?
ЮК: Чипирование. Все вокруг говорили про чипирование, причем, какой-то бред. Один раз позвонила подруга. У меня два образования, первое – журналистика, и мы с ней на журфаке учились. Она звонит и спрашивает: «А вот скажи (а я до этого фильм про мозг снимала), вот ты снимаешь фильмы про мозг, и вот скажи мне пожалуйста – нас ведь не чипируют?» Я говорю, в смысле? «Нам же ничего не вставят в голову? Мне кажется нет, но я до конца не понимаю и не знаю, как окружающих убедить?» Я говорю, откуда ты это взяла? И я подумала, что у людей много мифов в голове.
Вообще задача научпопа в том числе с разными мифами бороться. И еще такая история, что мы в 2017 году выпустили фильм «Мозг: Вторая вселенная». И там был такой небольшой эпизод про калифорнийского профессора Мохарбиза, который вставлял такие же имплантаты в мозг жукам. И если им на стадии куколки вставить электроды, то, когда они вылупляются, они уже вылупляются с электродами в голове. И он ими управлял пультом управления: направо, налево. Можно было жуком управлять. Когда люди смотрели, они говорили: «Боже, боже, скоро нам такое поставят и будут управлять!» Я обычно спрашиваю у людей, а вам в какую область мозга надо вставить электрод, чтобы вами управлять? Они говорят, что ученые типа знают. На каждом показе практически разговор об этом заходит. Я теперь понимаю, что мне можно просто отсылать к своему фильму. Смотрите про чипирование – популярная тема. Она, кстати, еще до ковида возникла, когда стали говорить, что прививки, это чипирование. А мы-то начали, еще когда чипирование было плотно ассоциировано именно с имплантатами в голову.
АГ: А что касается Лаборатории, на базе которой был создан «16 способов изменить мир». Как этот проект родился, и как вообще основывалась Лаборатория?
ЮК: Этот проект родился у меня на кухне. Мы сидели с Ирой Белых, это программный директор фестиваля ФАНК, и размышляли о настоящем и будущем кинематографа. Мы думали про индустрию – Ира, как отборщик фестиваля, грустит, что очень мало российских научно-популярных фильмов. Мне тоже скучновато, потому что приезжаешь на фестиваль, и там в основном зарубежные работы, а коллег мало. И мы подумали, что круто было бы, если бы эта индустрия стала бы побольше. И мы подумали, что надо сделать Лабу. Вроде, мне есть уже чем поделиться, а Ира примерно знает, как это все организовать.
У нас был список проблем, которые мы хотели решить. Одна из самых распространенных – это когда ты приходишь к ученым, а они не хотят общаться с журналистами. Я говорю, что я не журналист. И в первые два института я шла четыре месяца. Большое недоверие было, и что мы вас на потом отложим. Потому что журналисты вообще попортили репутацию ученых, и те побаиваются, и в принципе не хотят общаться. Я говорила: я кинематографист. Они не понимали, кто это, потому что у нас документального кино о науке на широких экранах долгое время не было.
Вторая проблема: коммуникации между кинематографистами и учеными нет в принципе, так же как нет системы научных консультантов. В советское время всегда были научные консультанты, которые сидели на киностудиях вместе с режиссерами. А у нас, когда снимается кино, есть герои, у которых берут интервью, но нет научных консультантов. Из всего этого вытекает третья проблема – кинематографисту сложно зайти в научный институт.
В общем, мы обо всем этом подумали и решили, что будем брать какой-то институт. Я предложила Сколтех, потому что это такой передовой институт. Там много чего интересного делается. Я кстати до конца не знала, что. Тоже интересно – когда говоришь: «Сколтех», люди примерно представляют, что там что-то делается, есть какие-то выдающиеся профессора, а подробно и детально – нет. Поэтому мы пришли в Сколтех и предложили такой проект. Мы очень благодарны пресс-службе, потому что она на себя взяла всю коммуникацию с учеными. Они организовали их для съемок. Представляю, чего это стоило!
Потом мы пришли в Министерство культуры. Оно тоже было заинтересовано в экспертизе, потому что заявки на научно-популярные фильмы присылают слабые, а научпоп в стране сейчас должен развиваться, как сказало государство. Минкульт не знал, что делать с этим, и тут мы: ну давайте сделаем Лабу и научим режиссеров, как к этому подойти! В общем, все были заинтересованы.
Поэтому Минкульт выделил небольшие, вот прямо небольшие деньги, но мы провели на них Лабораторию, и мы поставили себе цель: набрать 15 режиссеров и создать 15 фильмов. Но когда нам подали 139 заявок, ох, как сложно было отбирать! Я выбрала 24 человека. Среди них был один оператор (я думала, ладно, к кому-нибудь в пару поставим), была одна девушка-художник из архитектурного института, но она училась в Московской школе кино, и, по-моему, у нее там один или два фильма было. Я говорю, ну хорошо, мне понравились ее работы, мы тебя возьмем, но, наверное, не дадим тебе снимать самостоятельно, а поставим с кем-то в пару. Она согласилась, а потом мы про это забыли, и тут я выяснила, что Оля Перетрякова у нас сняла полноценный фильм, причем один из лучших!
Мы предполагали, что кто-то отвалится в процессе. И в итоге нас осталось что-то около 16. Мы пишем: 16 режиссеров 16 фильмов. Кто-то в паре снимал, одна девушка сняла два фильма, потому что кто-то ушел и его нужно было заменить. Но в итоге у нас получилось 16 маленьких фильмов, которые мы объединили в альманах, чтобы показать работу Лаборатории.
Я не думаю, что это прямо такая штука для проката, потому без предисловия, если человек просто придет в кино и это увидит, он не совсем поймет, что это. Так что мы обычно рассказываем, что у нас есть Лаборатория, мы там полгода варились, знакомили режиссеров с учеными, вот режиссеры, вот их первый шаг. Они зашли в Сколтех и сняли вот такие вещи, которые, по сути, их финансирование и тайминг и позволяли снять. Мы ориентировались на то, что эти короткие фильмы по своей сути – трейлеры. Основная задача была, чтобы режиссеры сделали заявки на полный метр. У них у всех сейчас есть желание снять этот полный метр. Более того, вчера на питчинге «Мира знаний» победил режиссер нашей Лабы Артур Сухонин, я жутко горжусь, мы там были все! И у него была по оценке экспертного совета лучшая презентация.
Он снимал про дроны, и он победил на питчинге со своим сценарием и с этим трейлером, который был снят в нашей Лабе. Ну в общем-то мы на это и рассчитывали. Еще один проект мы подали в ИРИ. Сейчас мы ждем результаты. То есть, Лаборатория, это такой не финальный результат. Это некий процесс. И первый этап – это альманах.
АГ: А каким образом вот эти 16 историй выбирались, почему именно им было отдано предпочтение? Как формировался пул?
ЮК: На первом этапе мы попросили отобрать нам ученых, которые согласны сниматься в кино. Потому что без согласия ученых ничего бы не получилось. Нам отобрали сколько-то. Нам не хватило. Мы стали искать еще, какой-то долгий процесс был. А дальше так: один ученый в Сколтехе может в принципе, работать не над одним проектом. И дальше, все зависело от того, как строилась коммуникация режиссера с ученым. Нам давали конкретных ученых, а там уже режиссер определял, на какую тему будет фильм.
АГ: Получается, что условно ученые решали, что получился. Ну что сняли, то сняли, то собралось, то есть, никакой глобальной идеи типа «Мы хотим рассказать с какой-то концепцией», – такого не было. Просто собрали какие-то разработки, что позволили снять, то сняли. Так получается?
ЮК: Нет. О глобальной идее вообще смысла нет говорить, потому что если бы мы делали альманах как законченное произведение, то, наверное, бы мы придумали драматургию и так далее. А здесь история была не в том, чтобы снять альманах, а в том, чтобы режиссеры сделали тизеры. Когда вы идете куда-то типа Минкульта или ИРИ, вам нужно предоставить заявку плюс трейлер. Трейлер снять это в общем-то дорого. Даже если это две смены. Соответственно мы подумали, что мы таким образом поможем еще и режиссерам, т.е. выделили им какие-то деньги на эти съемки. Вот, что бы они пришли и все сделали.
Мы их познакомили с учеными. Режиссеры сами себе тему выбирали. На самом деле, было очень забавно. Режиссеры сначала выбрали нескольких ученых, потом сделали спиддейтинг, т.е. когда они там менялись столами, друг с другом общались. А потом ученых попросили выбрать режиссеров. Посмотрели, кто у нас там совпал. И у нас где-то половина совпала. А потом режиссеры уже выбрали между собой, какие темы им интересны.
Подавляющее большинство режиссеров, когда пришли в Лабу, вообще не понимали, про что идет речь. Какие-то углеродные нанотрубки, гибридная фотонека. У нас Оля Перетяткова сказала: когда я пошла в эту лабораторию, я вообще не понимала, о чем там речь. Ей хотелось посмотреть, разобраться. И у всех был такой вызов, как нам эту тему рассказать.
Кстати, вот, Денис Данилов снимал про нефть. И тут удивительно: когда мы делали проморолик Лабы, мы зашли в эту лабораторию и ученый мне рассказывает – вот у нас есть керн, это образец горной породы, который мы исследуем, чтобы понять, как из него лучше вытеснить нефть. Ну потому что нефть в разных породах находится и из одной породы так удобней, из другой так. В общем, мы исследуем. Это дорого, но мы придумали более дешевый способ. Это компьютерное моделирование, т.е. тот же самый керн делается в виде компьютерной модели. Я на это смотрю и думаю, как это снять. То есть, вообще нефть – это тема сама по себе очень интересная, глобальная, но вот у тебя есть керн в виде горной породы, и это такой квадратик, и в виде компьютерной модели. Что тут снимать?
И для режиссера как раз, как говорит Денис, задача была найти в этом эмоцию. Но вот как это сделать? И это было самое интересное. Это был вызов для режиссеров. Как это подать зрителям, что в этом найти? Не просто же ты рассказываешь: вот керн, его сделали. И дальше что? А так как они все-таки кинематографисты, я у них просила максимально авторский взгляд, про какую-то сверхзадачу говорила.
У нас же сначала был цикл лекций. Я набрала смешанную Лабораторию: у меня были игровики, были документалисты и несколько журналистов. Мне было интересно, кто как тему решит. И мы говорили про кино, когда они мне присылали синопсисы. Я читаю и говорю: ну окей, у тебя классный рекламный ролик лаборатории получился, а так кино то-где, где твой авторский взгляд? Переделай! У кого-то больше получилось, у какого меньше. И собственно в этом была основная задача: не в том, чтобы сделать альманах, а в том, чтобы каждый смог понять, как с научной темой работать.
Люди привыкли работать с людьми, снимать про людей, раскрывать характеры, искать драмы в какой-то там частной жизни. А здесь ты свой фокус внимания перемещаешь на некий объект исследования, на некий предмет, который у тебя должен стать протагонистом, или если не он стал протагонистом, то у тебя протагонист ученый. Но опять же, тебе нужно рассказать про его исследование, а не про характер. Для многих это сложно было.
Но с первого раза вообще редко у кого чего получается. Я кстати ожидала худшего, думала, что мы 16 фильмов не снимем, и мне поначалу думалось, что мы вообще будем сами снимать. Что к нам никто не придет. Мы еще в марте запустили эту Лабу, совсем как-то было тревожно. И сейчас понятно, что все эти идеи трансформируются. Даже вот Артур Сухонин, который поехал на питчинг «Мира знаний». Он мне присылал два синопсиса полных метров, немного отличающихся друг от друга. А короткий метр он снимал про рой дронов.
Исследование ученых в Сколтехе заключалось в исследовании роя дронов. Как управлять роем, а не одним дроном. Ну как вот сделать, чтобы роем управлять. Понятно, что это маленькая тема. Он расширил ее до взаимодействия робота и человека вообще. Я видела, как идея его полнометражного фильма трансформируется на ходу. И даже вот в этой лаборатории, в Питере, где они к питчингу готовились у него, за три дня он там снова переписал презентацию. Это была совершенно другая идея. Теперь он хочет снимать про то, как люди вообще воспринимают технологии. Грубо говоря, как какие-нибудь почтовые роботы ездят по городу, застревают в ямах, и люди им стараются помогать. Как люди испытывают к ним эмпатию. И это совсем не то, что он снимал в Сколтехе.
У Наташи Егоровой был в альманахе фильм про новое поколение аккумуляторов. Все, что делают ученые в Сколтехе, это разработка этого нового поколения. Она из этого вытащила тему зеленой энергетики, и теперь у нее заявка на полный метр включает в себя зеленую энергетику как энергию Солнца, энергию ветра и энергию воды. Такая же маленькая тема, которую она в Сколтехе начала исследовать, привела ее к большому проекту. Это нам и нужно было. Дать какой-то толчок режиссерам, чтобы у них родились фильмы.
Сейчас была наша лаборатория была, а в Новосибирске Денис Клеблеев. Он документалист. У него был фильм какой-то суперский про ученого. Ну в общем, он режиссер. Он проводил в Новосибирске Лабораторию небольшую в рамках одной недели. Тоже обучал местных режиссеров, и они ходили в Академгородок. Это тоже дало плоды. Потому что мы вчера на питчинге «Мир знаний» увидели наконец-то проекты про науку.
В прошлом году я тоже была на питчинге, там тоже делали Лабу – в Питере. В прошлом году проектов про науку не было практически совсем. Все проекты про науку сводились к антропологии. Мы изучаем шаманов там, мы изучаем шаманов здесь. А в этом году мы видим, сколько у нас заявок про ученых Академгородка! Про то, как они выращивают клетки мозга, про синтезаторы, которые там синтезируют, и что там с генами связано. Режиссеры зашли в Лабораторию благодаря Лаборатории Дениса.
У нас точно так же режиссеры зашли в Сколтех и уже представляют проекты. У них уже эксперты есть. У них уже герои есть частично. Лаба, это такой толчок. Обычно Лаборатории проводятся, но никто не видит результатов. Максимум, это пара презентаций на питчингах, а нам интересно показать их результат, и чтобы режиссеры не только лекции послушали, а чтобы практического задания у них много было. Они после каждой лекции присылали мне синопсисы, присылали экспликации, присылали сметы, КПП, все это полный комплект.
И потом съемки были. Задача была образовательная, в первую очередь. А то, что «16 способов изменить мир», так надо было просто объединить все одной идеей. Мы думали, думали и решили, что любое исследование ученого как-то меняет мир, поэтому так назвали.
АГ: Вы Лабораторию планируете развивать, продолжать? Или это была такая разовая акция?
ЮК: Мы зависим от финансирования. У меня есть идея еще таких подобных проектов. Но, во-первых, я режиссер, и на самом деле Лаборатория у меня украла кучу времени. Например, я сейчас выпустила фильм на 40 минут. Я давно не выпускала сорокаминутных фильмов. Я его снимала весной и поняла, что меня просто физически не хватает на то, чтобы сделать полноценный хороший часовой фильм и Лабой заниматься. Лабу-то я не могла бросить, поэтому у меня фильм 40-минутный. Мне нужно баланс находить между кино и этим проектом. Но в целом да, какие-то идеи есть, но для них нужно найти время плюс финансирование. Поэтому идея-то хорошая, не надо ее оставлять. Я думаю, что-нибудь будет, наверное. Может, в следующем году.
