Ко дню российской науки на большие и малые экраны страны выходит альманах «День открытых дверей», который рассказывает об ученых и глобальных экологических проблемах в нетипичном для научно-популярного кино формате - в виде жанровых историй, которые, кажется, скорее подходят большому игровому кино. О своей работе в этом альманахе "Н₂е смотри н₂а н₂ефть" рассказывает режиссер и в недавнем прошлом шеф-редактор filmz.ru Денис Данилов.Киноальманах снят в “Лаборатории научного кино 2.0” семью режиссерами о семи российских ученых из МГУ имени М. В. Ломоносова и Сколтеха и его премьерные показы пройдут более чем на 70 площадках по всей стране. Так, в Москве будет демонстрироваться в кинотеатре «Иллюзион», на ВДНХ, в Зарядье, сети кинотеатров Москино и Домжуре. Одновременно проект будет представлен в социальной сети ВКонтакте.
Это уже не первый альманах “Лаборатории” и продюсеров, в сентябре 2022 года выходил похожий проект “16 способов изменить мир”, у руля которого стояли Юлия Киселёва и Лилия Сабирова. Фильм Дениса Данилова “Да будет нефть” входил в этот альманах. В этот раз нефть также стала основой для сюжета, но режиссер предложил посмотреть на нее совсем под иным углом.
Александр Голубчиков: Расскажи, пожалуйста, как насколько сложнее было работать над фильмом для второго альманаха, какие ошибки прошлого были исправлены в ходе работы и с какими новыми вызовами пришлось столкнуться?
Денис Данилов: Прошлая работа получилась очень близкой к тому, что я задумывал, меня не устраивало, что в «Да будет нефть» мы не были свидетелями происходящего. В этот раз мне захотелось пойти от обратного, меньше использовать “домашних заготовок”, а просто прийти в лабораторию, чтобы попасть в тот самый самый момент, когда они делают там один из ключевых своих опытов и не знают, он получится или нет. И вместе с ними это пережить. Поэтому с точки зрения нарратива «Н₂е смотри н₂а н₂ефть» получился живее. Там более настоящие эмоции удалось поймать, но с точки зрения, ну, кино как конструкции, работать с таким материалом сложнее. Мы не раскадровались, мы не знали, что именно нам предстоит увидеть. Домашние заготовки у нас были, но не более того. То что зритель видит на экране - это реальный эксперимент и его результат.
Остро стоит проблема глобального потепления, и большую роль в этом играет нефтянка. Скажем, когда из нефти выделяют водород, это все происходит на поверхности Земли, и очень много CO2 попадает в атмосферу, который не даёт лучам солнца отразиться от земли и уйти в космос. Повышение температуры, многие катаклизмы и природные катастрофы - это следствие данной ситуации. Ребята придумали, что можно синтез водорода делать под землёй путём направленного горения. Вытесняемый газ поднимается наверх, а они в скважину ставят мембрану, которая пропускает атомы только определённого размера. И получается, что весь CO2 остаётся под землёй, а снаружи получают только чистый водород. В фильме мы наблюдали, возможно ли завести вот в эту пористую подземную среду газ в определённой концентрации, и можно ли его поджечь? Потому что на компьютере всё получалось.
АГ: Решение стилистически сделать твою историю в виде «Оппенгеймера» - это пришло в ходе съёмок, или ты уже придумал историю такой?
ДД: Так и было задумано. До нас «Оппенгеймер» дошёл осенью. Но свои идеи на питчинге, в мы представляли летом 2023 года. В конкурсе участвовало 360 человек, 20 идей отобрали как для участия в питчинге, и по итогам питчинга десять режиссёров прошли в лаборатории. Это, наверное, звучит фантастически, но так совпало, что моё решение оказалось эхом «Оппенгеймера», которого на тот момент никто из нас не смотрел. Какие-то вещи, сделанные в “Оппенгеймере”, конечно же, очевидны. Например, прием, когда отсекается весь внешний звук, оставляешь сердцебиение и дыхание героя. Кристофер Нолан, в принципе, много работает именно с звукорежиссурой. Через неё он создаёт напряжение. Как в “Тёмном рыцаре” сцена, когда Бэтмен на мотоцикле в сопровождении полиции преследует Джокера, и в какой-то момент полицейские машины начинают взлетать на воздух и переворачиваться, а звука этого нет. В этой сцене режиссер концентрирует внимание на ощущениях Бэтмена и Джокера.
Эта манипуляция звуком, на самом деле, очень сильный режиссёрский инструмент и я с самого начала знал, как хочу решать сцену про то, загорится или нет, именно через звук. Мне важно было поместить зрителя на место учёного, закинуть в место событий, чтобы он переживал вместе с учёными. Что касается визуального решения: очки, она приближается к окну, там вспышка будет или не будет…, то к моменту съёмок я уже посмотрел “Оппенгеймера”. И тогда подумал, это совпадает примерно с тем, что я хотел - у меня в презентации на питчинге, были похожи образы.
Я хотел все это делать на контровом свете, на силуэтах. Ощущение передать, что наука - это отнюдь не что-то понятное, познанное, что при свете флуоресцентных ламп происходит, а наоборот - таинство, и учёные тоже не всегда знают, к чему это приведёт. Вот таинство, мне казалось, очень классно визуализировать через какие-то цветные фоны, на них тёмные силуэты учёных. По-моему, в той части, которая про эксперимент, это получилось передать.
АГ: Я правильно тебя понимаю, что перед участниками второго альманаха изначально была поставлена задача сделать какую-то стилизацию под определённый фильм или жанр?
ДД: В этот раз была идея, чтобы каждый режиссёр решил свою историю в каком-либо жанре. В итоге в альманахе есть детектив, постапокалипсис и сказка. Я изначально свой хотел делать ближе к coming of age (“переходный возраст” - англ), потому герои моего фильма - учёные - очень молодые ребята с горящими глазами. И ключевым кадром я видел, что мы бы на улицу вынесли баллон с водородом, подожгли, и это пламя, в сумерках отражалось у них на лицах. И они какими-то мечтательными глазами смотрели бы туда и строили надежды на светлое будущее страны, науки, своего исследования. Но по технике безопасности нам не разрешили этого сделать. Пришлось на ходу это переобувать в производственную драму, хотя ассоциативный монтаж там остался, вроде того, что над передовой наукой взошло солнце надежды. Такой образ поэтический.
АГ: Какие ещё интересные, на твой взгляд, проекты итоге попали в альманах, на что обратить внимание?
ДД: Одну работу сняла Ксения Казазаева, которая в предыдущем альманахе была преимущественно оператором и в соавторстве она поставила работу про солнце. В этот раз она снимала самостоятельно. Она очень талантливый оператор и снимала в ч/б. И это киноживопись. Многие сегодняшние “черно-белые” картины, особенно малобюджетные, снимают цветными и свет выставляют под цветное изображение, а на посте переводят в монохром. B это очень чувствуется, потому что когда кино черно-белое, у тебя три цвета, а не два - помимо чёрного и белого есть ещё серый со всей его палитрой оттенков. И там свет иначе строится. Он мягче, сильнее рисует вот эту композицию. И у Ксюши это получилось - это просто услада для глаз.
Очень понравился самый спорный, наверное, фильм “Супер-муха” Артура Сухонина. Учёный ищет способ разведения личинок специальных мух, которые, впоследствии могут заменить белковую пищу. Поскольку у нас нет культуры поедания насекомых, как это принято, например, в Азии, то есть большое предубеждение на этот счет. И творческий вызов был - каким образом показать так, чтобы это не выглядело отвратительно. Сухонин решил сделать научно-популярное кино в жанре постапокалипсиса. Артур - техногик и в работе над фильмом он использовал нейросети: сгененировал какие-то образы, дикторские реплики. Причём не статичное изображение, а движущееся. Он достаточно остроумно, и я бы даже сказал, блестяще выкрутился из сложной по восприятию темы, не оттолкнул зрителя и показал такой фантастический мир.
Если предыдущий альманах приходилось площадкам “продавать”, убеждать что это классно, интересно, что научно популярное кино может быть зрительским, то в этот раз площадки сами обращались за тем, чтобы показать у себя. География показов значительно расширилась и после премьеры в Москве, которая пройдет 8 числа в “Иллюзионе” (там уже полный солдаут буквально за день случился), будет для москвичей еще две возможности посмотреть в кинозале: 9 февраля на ВДНХ и 10 числа в парке Зарядье. Это бесплатные показы, нужно просто зарегистрироваться. Поскольку премьеры захотели устроить по всей России, у режиссеров проекта была распределяющая шляпа с городами, которые хотят показать наш альманах, и мы просто вытаскивали бумажки, кто куда поедет представлять кино. Я буду 10 февраля представлять альманах в Ижевске, кто-то в Казани, кто-то в Санкт-Петербурге.
Если сравнивать эти два альманаха, первый был в большей степени экспериментом, получится ли за короткий срок сделать что-то осмысленное, собранное высказывание? Второй альманах уже смелее, и он перешагнул барьер “можно ли?” - теперь знаем, что можно. Второй альманах уже задавал вопрос “можно ли это рассказать абсолютно зрительски и жанрово?”, то есть увлечь аудиторию и показать, что научно популярное кино - это не скучно, это не “Хочу всё знать”, а может быть интересным зрителю.
АГ: НМГ организует свой кластер документального кино и научпоп, и вот в этом ключе, хотел понять, твоё ощущение, как человека, который уже 2 года снимает научпоп, в каком направлении все это движется? И действительно ли научпоп сейчас настолько оказывается интересен зрителю?
ДД: Неожиданным образом за последние 3-5 лет интерес к научно-популярному кино вырос. Я думаю, причина в том, что изменился киноязык. Раньше это было очень нишевое кино, а сейчас туда приходят режиссёры из игрового кино, которые умеют работать с жанром. Они приносят с собой современный киноязык и для зрителя этот формат становится гораздо ближе. Много делают и платформы, как например Premier, которая регулярно проводит лаборатории документального кино. К тому же во всем мире есть запрос на истории, случившиеся в реальной жизни, будь то Netflix со своим “Настоящим детективом” или игровые сериалы про маньяков, которые стали так популярны у нас. Если в основе лежит настоящая фактура, это вызывает у зрителей, дополнительную степень доверия. Школа научно популярного кино в советские времена она была очень крепкой, был знаменитый Кобрин с его “Эффектом пляшущих человечков”, чьи фильмы показывали и в школах, и в кинотеатрах.
И не только НМГ движется в этом направлении. Меня, например, после фильма “Да, будет нефть” пригласила студии им. Горького в свой кинокампус, где для подростков 13-17 лет они проводят разные годовые программы, там есть фильммейкинг, анимация и другие направления, и они начали развивать направление научно-популярного кино. Сейчас идёт бесплатный тестовый формат, он проходит на ВДНХ в новейшем павильоне Атом. Атомариум - потрясающая интерактивная зона. Родители записывают подростков, они приходят, и за 3-4 часа я им объясняю, что такое кино, за счёт чего оно работает, какие есть профессии, и мы вместе с ними за это время снимаем полноценный короткометражный научно-популярный фильм. И я вижу, что даже в тех подростках, которые приходят потому что “родители сказали”, по мере того, как они вовлекаются в продакшн, когда определяются роли, кто станет режиссёром, кто оператором, кто сценаристом, у них реально загораются глаза, они начинают что-то предлагать.
Даже этот короткий формат тоже имеет своё значение. Сейчас много говорят про синдром дефицита внимания, про социальные сети с форматом Tik-tok и reels, где малый хронометраж и высокая частота монтажных склеек. Молодой зритель привык воспринимать информацию в таком формате, и поэтому “Дюна” Вильнева для него скучная, медленная, в в отличие от этих яростных с натиском историй, которые они готовы смотреть и готовы рассказывать сами. Когда мы вместе делаем подобное, они выходят на заряде, некоторые даже возвращаются на повторные интенсивы.
Мне кажется, если большие режиссёры, особенно голливудские, винят социальные сети, новое клиповое яростное мышление, своего рода убийцей кино в его традиционном понимании, то для научно популярного и документального кино это наоборот, такая эра рассвета, потому что это новый формат киноязыка, в котором можно рассказывать истории в той интонации, которая привычна молодой аудитории, которая вот вырастет и через 5-7 лет составит ядро кино ходящего зрителя.
// Настоящее кино