12 Сентября на Российские экраны выходит выходит новое скандальное творение от режиссера фильма «Романс» Катрин Брейа. Мы решили расспросить её о фильме.
- Как возник замысел этого фильма?
К.Б.: После “Идеальной любви” мне захотелось написать о том, как снимался этот фильм. Съемки фильма - это законченный сюжет, стробоскопический взгляд на жизнь. Фильм - вымысел, ты рассказываешь историю, сам процесс его съемок - микрокосмос, где все жизненные страсти проигрываются очень быстро в короткий период времени, это происходит быстрее и интенсивнее, чем в нормальной жизни. Я представляла себе этот проект в виде книги. Но я отказалась от него, потому что когда я пришла к своему издателю, он посоветовал мне этого не делать и сказал, что я должна написать “настоящую книгу”. Затем телеканал “Арте” пригласил меня снять телефильм для серии “Мужское - женское”. Сначала я решила, что использую маленькую телекамеру, чтобы снимать большую кинокамеру, и что то, что я не смогла бы сделать в кино, я сделаю для телевидения. Съемки фильма - нечто магическое и очень странное. Я хотела это показать и начала писать сценарий, не зная, что у меня в итоге получится. Обычно у тебя есть несколько идей и в то же время ни одной идеи, и просто пишешь как пишется. Так было и в этот раз. В результате за месяц я написала этот сценарий и сценарий под названием “Порнократия”. Когда я их перечитала, то поняла, что фильм о съемках фильма нельзя сделать на телевидении, потому что его надо снимать в студии, поняла, что я хотела бы взять на главную роль актрису более известную, чем те, с кем я обычно работаю, и что мне нужны две кинокамеры. Бюджет был бы слишком велик для телевидения. Поэтому я сделала “Узкий пролив” для телевидения и решила, что этот фильм я сниму для кино.
Я больше не перечитывала сценарий, и только когда этот проект приобрел реальные очертания, я поняла, что поставлено на карту, в какой большой мере он оказался автопортретом. Я хотела просто заснять на пленку, как снимается фильм. Но поскольку вдохновение приходится всегда искать внутри самой себя, получилось, что фильм рассказывает о том, как я сама снимаю фильм, обо мне самой! Съемки приобрели настолько шизофренический характер, что стали не очень приятными. Приятными были мои отношения с актерами, но не мои отношения с самой собой. Иногда на съемочной площадке люди переставали что-либо понимать - они уже не знали, кто они - члены реальной съемочной группы или играют их роли. Это было очень странно.
- Желание сделать этот фильм возникло у вас в тот момент, когда вам захотелось поразмыслить о вашем методе работы и о себе самой?
К.Б.: Автопортрет не есть автобиография. Я задалась вопросом, в чем же разница, и поехала посмотреть автопортреты Рембрандта в Вену. Почему эти автопортреты интересуют других людей? Автопортрет - не портрет. Он сделан изнутри, а не извне. Этот фильм стал автопортретом помимо моей воли. Анн Парийо - не мой клон. Она - это она. Я не пыталась превратить ее в себя. Это скорее симбиоз, своего рода гармония. Ты делаешь фильмы, потому что показываешь себя другим. Все актеры в известном смысле являются частью тебя, но в некоторых фильмах это заметнее, чем в других. В этом есть что-то странное и магическое. Это похоже на то, как люди влюбляются в людей, похожих на них самих. Фильмы - это форма любовного акта. Создание фильма - это желание. Например, Актриса (Роксана Мескида) в фильме, который делает Жанна (Анн Парийо) выглядит в фильме совершенно незначительной, когда ее не снимают. Но когда ее снимают, в ней появляется магия, потому что на нее обращены взгляды других. Актер - некто, созданный из взглядов других людей.
Этого не понимают те, кто говорит, что я тираню актеров. Это форма одержимости, но ты одержим фильмом, который делаешь. Фильм - это как бы “чужой”, который живет внутри нас и овладевает нами. Съемки фильма - это транс. Со стороны они кажутся очень жестокими, но если смотреть изнутри, то эта жестокость похожа на страсть, это великолепная жестокость.
На банкете после окончания съемок Анн вся сияла. Да, она была измучена. Мы работали по четырнадцать часов в сутки, у нее были тонны диалога, она только что родила, и все-таки она сияла. Всех этих проблем в фильме не было видно, потому что актер сродни факиру. Нужно идти по раскаленным углям и не обжечься. Это магический момент в его жизни. Кроме того можно сказать, что вы убили бы отца и мать, чтобы сделать фильм. Это отрицательная сторона. Да, вы убили бы отца и мать, чтобы сделать фильм, потому что вы убили бы и себя, чтобы сделать фильм. Это самое важное. Кино - это утопия. Вот почему кино великолепно.
Есть люди, предпочитающие делать фильмы, строго следуя сценарию и графику съемок, люди, точно знающие, что они собираются сделать, люди, которых никогда не изумляют их собственные фильмы. Я никогда не знаю, что за фильм я собираюсь сделать, но мой фильм меня изумляет.
Кроме того, сразу по завершении работы над фильмом, я не могу сказать, о чем он. Я сознаю, что фильм “Интимные моменты” является своего рода результатом непонятного и совершенно восхитительного балансирования между фильмом, который я снимаю, и фильмом, который снимает режиссер, которого играет Анн Парийо. Вектор, который переносит зрителя из одного фильма в другой, есть магический вектор. Здесь не работают законы механики. Здесь нет ни одной сцены, которая подсказала бы, что мы переходим из одного фильма в другой. Неожиданно это просто происходит, и в это заключено сладострастие.
Я делаю фильмы, но не знаю, как я их делаю. Я знаю одно: я стараюсь делать их наилучшим доступным мне образом, а это означает огромный страх, огромную радость, огромную боль. Конечно актеры могут создать массу проблем. Но это как любовные романы. Это желание. Но в фильме материализуется только физическое желание. Это очень странно и нервирует всех, но в это же время это великолепно. Когда сцена снята, ты знаешь, что вся боль, которую ты испытывала сама и причиняла другим, кончилась, и переходишь к следующей сцене. Как будто заново рождаешься. Конечно это сродни очень резким сменам настроения, но наша жизнь полна подобными сменами настроений.
Фильмы - это рассказанные истории. История, которую ты рассказываешь, безусловно является твоим автопортретом. История, которую ставишь в кино, всегда является твоей собственной историей. Ты вынуждена спроецировать себя в эту историю. Когда делаешь фильм, ты являешься сердцевиной выдуманной историей, и все отождествляют тебя с тем, что ты снимаешь. Особенно, когда речь идет о сексуальной сцене! Сцена, которую называют сексуальной, это сцена, к которой все относятся как к какому-то секрету, она и заводит людей, и смущает. Есть такая вещь, как запретное изображение мужского полового органа. В кино этот запрет так силен, что все прибегают к подделкам. Отказ от подделки и обращение к иллюзии реальности - вот что воскрешает все табу, но и привносит все чувства, человечность. Когда нет табу, нет и человечности, есть только грязные шутки, казарменный юмор. И тогда половой орган становится костюмом.
// Настоящее кино