Немецкая девушка Михаэла (Сандра Хюллер) выросла в семье, где религия, на пару с матерью семейства, обладавшей скверным характером, организовывала весь жизненный уклад. Последний год школы Михаэла пропустила из-за участившихся приступов эпилепсии. Потом болезнь ненадолго ее отпустила, и девушке все-таки удалось поступить в университет и уехать учиться в город. Родители отпустили ее со скрипом и снабдили серьезным запасом таблеток. Однако когда через какой-то месяц приступы возобновились с новой силой, таблетки не помогли. Михаэла начала слышать голоса демонов и видеть жуткие видения. Неведомая сила не давала ей читать молитвы и прикасаться к кресту. Начав жить жизнью обычной студентки, с танцами и лодочными прогулками, Михаэла превратилась в затравленную, потерявшую адекватность эпилептичку. Вскоре ей суждено было умереть во время обряда экзорцизма.«Во власти демонов и заблуждений»
Исполнительница главной роли, молодая театральная актриса Сандра Хюллер получила за роль Михаэлы «Серебряного медведя». Картина Ханса-Кристиана Шмида действительно во многом держится на ее игре. Хюллер проходит путь от спокойного умиротворения при чтении молитв в начале фильма до неистовой брани в его финале. Ее игра по-театральному интимна, она не содержит в себе экшна и в то же время остается очень выразительной (напрашивается сравнение с игрой Кирсти Стубо, которая только что получила «Святого Георгия» за роль бесноватой в «Опиуме»). Сам фильм, в отличие от «Шести демонов Эмили Роуз» (в основу обоих картин лег один и тот же случай экзорцизма), также лишен «страшной красивости», на которой часто выезжают ленты подобного рода. Своеобразие «Реквиема» связано с тем, что грань между болезнью и демонической одержимостью здесь едва заметна. Очевидно, что натуралистические припадки или живописно показанные мистические видения безвозвратно потушили бы искру фильма. Но режиссерская манера Шмида и игра Хюллер не только не тушат, а раздувают эту искру в настоящее пламя.
Если попытаться выделить собственно режиссерский замысел Шмида, очевидной станет проблема бытия Бога и, соответственно, дьявола. Как сказал в романе Булгакова консультант с копытом: «Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что это действительно я?» Можно, разумеется, не верить. И получится все очень просто и грустно: героиня больна эпилепсией, но мать со своим религиозным фанатизмом и священник, слишком быстро вообразивший себя изгоняющим дьявола, сводят ее в могилу. Призывы друзей отправить героиню в больницу или на прием к психотерапевту звучат в таком случае как голос истины, погребенной, к несчастью для Михаэлы, под грузом мнимой религиозности.
В «Реквиеме» есть эпизод, в котором напрямую ставится вопрос веры. Посреди лекции по социальной педагогике профессор спрашивает Михаэлу, намекая на ее опоздание и необходимое уважение к учителю: «во что вы верите?» Героиня стоит у входа в аудиторию, в верхних рядах университетского амфитеатра, а учительский стол расположен, напротив, в самом низу. «В Бога» отвечает Михаэла как-то совершенно неуместно, и весь класс разражается хохотом. «Ну а во что верите вы?» - осведомляется преподаватель у девушки, которая смеется громче всех. «Я? Ни во что». – «В этом и проблема». И в этом действительно проблема. Когда Михаэла приходит к священнику (к кому же еще она могла пойти со своей бедой?) он уверяет ее, что Бог и дьявол – не более чем символы, которые не стоит понимать буквально, и посылает девушку к психологу. А в это время ее мучают голоса и видения. Словно гипнотизируя себя, Михаэла пьет таблетки, которые не действуют. Ее танцы на дискотеке похожи на припадки. Она больше не может читать молитвы. Ее диалог с Богом звучит как ругань: «Черт возьми, ну дай же мне дописать этот реферат!» Все это провоцирует не столько на интеллектуальное осмысление конфликта, сколько на глубокое сопереживание героине, которая, забившись под стол, плачет от страха и бессилия.
Мир «Реквиема» - это тот мир, который открывается глазам Михаэлы. Широко понимаемая субъективная камера. Когда героиня идет по залу в одном из эпизодов, все вокруг нее раскачивается, и можно лишь догадываться, что качается на самом деле она сама. Точно такое же недоразумение происходит и с проблемой религии в фильме. Может показаться, что это сам режиссер отрицательно настроен против пустых догм и обрядов. Но как не предположить, что агрессия в эту сторону – именно взгляд одержимой бесами Михаэлы, для которой распятие и молитвы становятся все более непереносимы? К тому же, возникает вопрос, оставляет ли режиссер хоть какую-то надежду для своей героини. Если да, то надежда только одна – в судьбе святой мученицы Катарины, которая была одержима бесами, боролась с ними всю жизнь и нашла избавление только в смерти. Об этой святой Михаэла помнит вплоть до самого финала, когда на поле, напоминающем лоскутное одеяло, делает свой последний выбор. История от этого не становится менее печальной. Но только так в ней можно обнаружить еще и светлый, спасительный мотив.
// Настоящее кино