Маленький городок накрывает сверхъестественный туман, отрезая людей от внешнего мира. Группе героев, оказавшихся в этот момент в супермаркете, приходится вступить в неравный бой с обитающими в тумане монстрами.«Буря столетия»
Экранизаторам Стивена Кинга несказанно повезло: практически вся проза мэтра обладает качествами литературного сценария — словно ты не читаешь книгу, а смотришь в собственной голове уже снятый по ней фильм. Будто рожденный для Голливуда, Кинг всегда отличался мастерством сотворения фактурного бэкграунда с точными, как на шампур насаженными акцентами. Толковому режиссеру остается только переложить книгу на язык образов, досказав недосказанное, чтобы не выглядеть простым иллюстратором. Кино, в конце концов, на то и кино, что в массе своей предпочитает конкретику абстракции. Это на бумаге можно написать про дракона «он был огромен, как гора», а на экране — будь добр, покажи не только исполинские размеры зверюги, но и как он двигается, как работают его мышцы и что за пламя вырывается из его пасти.
Иными словами, перед Фрэнком Дарабонтом с самого начала стояло две творческие задачи: подвести под туманный мистицизм материальный базис и суметь поставить в финале истории жирную кинематографическую точку, отличающуюся от двусмысленной развязки повести.
Естественно, психология человеческая такова, что готова поверить хоть в черта лысого, но только если предварительно нас к тому подготовят. Заявлять с порога «Мы — пришельцы, пришедшие с миром» бесполезно: в ответ вы получите только язвительное фырканье. Дарабонт, прекрасно этот момент понимая, не побоялся целый час потратить на выстраивание убедительных персонажных портретов, прежде чем позволить героям вступить в открытую конфронтацию с чудовищами. Даже сцена с щупальцами, рвущимися сквозь складские ворота, выполнена намеренно небрежно только для того, чтобы зритель мог отождествить себя с узниками страха, прочувствовав всю иррациональность происходящего. И только когда эмоциональный пик оказался достигнут, стеклянная перегородка между здравым смыслом и ночными кошмарами в прямом и переносном смыслах лопнула, впуская вовнутрь кинговских демонов.
Вообще, моделирование социума на примере случайно оказавшихся не в то время и не в том месте людей — ход всегда интересный и беспроигрышный. При условии, конечно, что выгодную карту разыгрывают опытные лицедеи. И тут нужно отметить, что даже Томас Джейн, в «Карателе» смотревшийся абсолютно картонно, раскрылся с неожиданной стороны, наполнив дистилированно положительного героя объемом. Это вам не растерявший вдохновения Том Хэнкс, ограничивающий мимику одутловатым прищуром, а человек от плоти и крови, подобный которому может оказаться в соседнем кресле с вами. Что уж говорить про великолепную Марсию Гей Харден, чьи экранные перформансы всегда отличаются филигранной виртуозностью, а нынешний — и вовсе заставляет люто возненавидеть фанатичную миссис Кармоди задолго до трагедии.
Впрочем, вернемся к тому, с чего начали — базису и развязке. Дарабонт не то, что не оплошал, а проявил себя человеком подкованным и остроумным. Ни для кого не секрет, в каком колодце Кинг и Дин Кунц черпают свое вдохновение. Поэтому, пережив за полтора часа параноидальный катарсис, разум оказывается открытым к самым сумасшедшим теориям, из которых исчезающий в тумане Ктухлу выглядит наиболее безобидной. Дьявольские фантасмогории, проявляющиеся сквозь клубящуюся белизну, воспринимаются едва ли не реальнее жестких кинотеатральных подлокотников, а когда дорогу героям преграждает очередной шестиногий левиафан, его тяжелая поступь ощущается всем телом, знаменуя тот самый казавшийся банальным клише Армагеддон. О какой надежде вообще может идти речь в мире, населенном уродливыми тварями?! Потому и предложенная Дарабонтом развязка воспринимается жестокой правдой, а последние кадры — кратким и мучительным кошмаром в недолгом забытьи.
// Настоящее кино