История взаимоотношений преподавателя колледжа Дэвида Кепеша и его студентки Консуэлы Костило, которую он встречает в Нью-Йорке. Он — одинокий плейбой, буквально воспринявший лозунги сексуальной революции, оставивший жену и детей взамен на сексуальную беспечность. Она — единственная дочь католического семейства кубинских иммигрантов. И кажущаяся пропасть между ними становится почвой для обжигающего романа, бросившего Кепеша из безумных безответственных связей в водоворот любовных страданий и ревности.«Моя жизнь без меня»
«Элегия» — тот нечастный случай, когда настроение фильма во всей полноте передается зрителю уже во время просмотра и с еще большей силой накрывает по завершении сеанса. Это было бы лестно для испанки Изабель Койшет, завоевавшей мировое признание двумя тонкими киноисториями с Сарой Полли, если бы ключевым мотивом ее нового фильма не были вздохи о бездарно проведенном времени жизни.
Смерть прекрасной женщины, как заметил Эдгар По, — один из самых поэтичных сюжетов в мировой культуре. Изабель Койшет на протяжении нескольких лет доказывает свою приверженность этой идее. Она вышла на мировую арену с фильмом «Моя жизнь без меня», где героиня узнает о том, что вскоре должна умереть, и пытается в краткие сроки наверстать упущенное, а заодно пристроить домочадцев в надежные руки. В следующей картине «Тайная жизнь слов» смерть маячит в прошлом героев — один едва спасся от пожара, другая пережила травму во время войны. Новелла Койшет в «Париж, я люблю тебя» снова звучит трагическим мотивом: жена умирает, муж продолжает жить любовью. И вот, наконец, «Элегия», где встречаются старость и болезнь, и тихо шествуют по линии прибоя — в царство Аида, не иначе.
Меланхоличные ленты Койшет, которые к тому же отличались психологизмом и местами замечательной иронией, хорошо смотрелись в контексте Европы — очень замкнутые и насыщенные глубокими чувствами. В большей степени это относится к «Тайной жизни слов», где в списке продюсеров числились братья Альмодовары. Но оказавшись на территории Голливуда, Койшет, как это часто случается с европейскими талантами, не смогла сохранить столь важную для ее картин камерность. Одного лишь поэтического мотива увядания, даже в исполнении Бена Кингсли и Пенелопы Крус, оказалось недостаточно, чтобы наполнить полтора часа экранного времени. Из-за отсутствия четкого стержня фильм разваливается на куски, вяло сменяющие один другой. Сложно поверить, что в основе сценария на этот раз лежат не раздумья самой Койшет о грустных течениях судьбы, а знаменитый роман Филипа Рота.
«Элегия» попала в конкурсную программу последнего Берлинского кинофестиваля, где ее ждали с особым нетерпением. Но эйфория сменилась разочарованием, когда выяснилось, что ни одну из своих сильных сторон Койшет не смогла проявить в новой ленте. Нежность и тонкость, свойственные ее режиссерской манере, превратились в «Элегии» в замедленный темп, снизив прописанные в сценарии страсти до слабых импульсов. Герои фильма, профессор Кепиш и молодая кубинка Консуэла вместо того, чтобы включиться в любовную драму, тянут волынку, демонстрируя страх, или лень, или просто нежелание шевелиться, что едва ли вызовет у зрителя сочувствие.
Парадоксальным образом прежние героини картин Койшет оживали в исполнении несколько отмороженной Сары Полли. А Пенелопе Крус для роли Консуэлы, по-видимому, пришлось настолько взять в узду свой темперамент, что осталась только оболочка. Полтора часа мы видим до боли одинокого Бена Кингсли, которому решительно некуда приложить свои актерские таланты, и говорящую рекламу магазина Zara. Сначала она расстанется с фирменной улыбкой, потом и с одеждой. Никакое совершенств форм не способно оправдать эту трагедию.
// Настоящее кино