Вена, 1920-е годы. Накануне Рождества к детям Мэри и Максу приходит любимый дядюшка Альберт и дарит им деревянную куклу Щелкунчика. Воображение Мэри оживляет куклу, и она попадает в мир детских грез, где все становится возможным — снежинки-балерины кружатся в танце, игрушки на елке оживают, да и сама ель превращается в целую вселенную, в которой правит добрая Снежная Фея.«Черное Рождество»
Со своей амбициозной интерпретацией гофмановской сказки прославленный мэтр Андрей Кончаловский угодил в ту же самую творческую пропасть, в которой совсем недавно наблюдался его младший брат. Как и последнее кино Никиты Сергеевича, «Щелкунчик» — не столько фантастический провал, сколько постмодернистское ерничанье на тему и клинический диагноз самому себе. Безусловно, это не повод, чтобы пропускать картину на больших экранах. В таких случаях, наоборот, принято весело скандировать гулкое «спешите видеть», а учитывая тот факт, что нет занятия более увлекательного, чем всматриваться в чужие «хроники обыкновенного безумия», скучать во время просмотра не придется.
Рекомендовать фильм сложно лишь целевой аудитории: некоторые дети громко плачут и слезно умоляют родителей вывести их из кинозала в тот момент, когда антагонист из этой периодически шокирующей фантасмагории обнажает свою массивную крысиную челюсть, попутно откручивая маленькому негритенку голову. Для всех остальных «Щелкунчик» возможно станет и благородным убийством каникулярного времени, и еще одним убедительным доказательством того, что в этой замечательной стране «сошел с ума» не только Филипп Бедросович Киркоров (кстати, именно он озвучивает в отечественном дубляже главного злодея, что в контексте увиденного совсем не кажется случайностью).
Собственно, очень не хотелось бы впадать в такие суконные понятия, как «хорошо» или «плохо», поэтому скажем так: удивительна в «Щелкунчике» буквально каждая секунда действия. Прямые цитаты из гиллиамовской «Бразилии» и ежесекундные упоминания доктора Фрейда соседствуют здесь с совершенно детсадовским нарративом, музыкальный аккомпанемент за авторством Чайковского сопутствует с первоканальной стилистикой «Старых песен о Главном».
Сочетания эти оставляют довольно обескураживающие впечатления: пока ты безуспешно пытаешься вникнуть в рыхлый сюжет, кто-нибудь в это самое время обязательно начинает петь и танцевать. Крысиный король в блондинистом паричке, призванном напомнить зрителю об Энди Уорхоле, в кульминационный момент энергично принимается за свои рулады, вскидывая при этом правую руку на манер Гитлера; артистка и по совместительству жена режиссера, Юлия Высоцкая, от которой по привычке ждешь речитатива на кулинарную тематику или виртуозной работы с кухонной утварью, появляется на экране в белоснежной балетной пачке, дабы раскланяться в пируэтах и полуобморочным шепотом озвучить мораль сей басни.
Лишь только Элли Фэннинг, чья героиня по сюжету попадает в мир, который не приснился бы Гофману даже в самом страшном ночном кошмаре, выглядит не персонажем вампуки, а нормальным живым человеком. На протяжении всего фильма девочка либо аккуратно, словно на цыпочках, пересекает кадр, либо с потерянным видом озирается по сторонам, либо отрешенно демонстрирует свои постоянно заплаканные глазенки, будто бы намекая на то, что эта роль досталась ей в наказание за плохие школьные отметки.
Сложно сказать, какую оценку при этом заслужил сам Кончаловский. «Щелкунчик» нормален с точки зрения банального ремесленничества. Он просто неприятен, как неприятна любая детская сказка, в которой должного волшебства намного меньше, чем стойкого презрения, испытываемого авторами по отношению к Гофману с Чайковским, да и к детям с их родителями в придачу.
// Настоящее кино