Главный герой фильма — 29-летний топ-менеджер крупного международного банка по имени Макс. Он уверен, что жизнь удалась, ведь у него есть то, о чем многие не могут даже и мечтать: дорогая машина, пентхаус и вечеринки. Свою жизнь Максим тратит на зарабатывание денег, а деньги — на ночные клубы, шикарных девушек, кокаин и прочие атрибуты, так называемой, гламурной жизни. Но в какой-то момент к герою приходит осознание того, что с его жизнью что-то не так. И его мир начинает рушиться, подобно карточному домику. В картине говорится о переоценке себя и жизни вокруг, о преодолении внутреннего кризиса.
«Дольче Вита»
«ДухLess» не то чтобы совсем тухлость, но и продуктом первой свежести назвать его язык не поворачивается. Одноименный бестселлер беллетриста Минаева вышел почти что десять лет назад, примерно в тот же период времени, что и «Casual» Робски. Волна так называемого «светского реализма» накрыла сперва столичную подземку, а спустя пару месяцев затопила чуть ли не всю страну. Каждому — от дворника до школьника — стало вдруг дико интересно, чем живут успешные топ-менеджеры и гламурные фифы. Любопытство, как правило, приводило пытливую аудиторию к должному утешению, схожему с тем, что испытывали домохозяйки в 90-х, когда видели на экранах «богатых, которые тоже плачут». Московский upper middle class у Минаева почти всегда патологически несчастен, причем несчастен прямо пропорционально своему доходу. В несчастье этом рефлексирующие богатенькие буратино мало чем отличаются от ребят из книжек какого-нибудь условного Бегбедера и прочей тысячи прозаиков, продающихся в книжных магазинах под грифом «читать модно». Собственно, Минаева еще тогда — в начале нулевых — хотелось спросить: «а не поздновато ли?». Ровно тот же самый вопрос, в общем-то, теперь хочется задать и режиссеру Прыгунову
По миру уже успел прокатиться многое расставивший по своим местам кризис. Все, что можно было сказать о судорогах капитализма, уже сказал Кроненберг в гениальном «Космополисе»: поезд ушел; пациент скорее мертв, чем жив; мир богатых и знаменитых давно уже не вызывает ничего, кроме зевоты. Для нашего режиссера, ясное дело, все протекает с точностью до наоборот, словно впервые — от монтажа до интонаций. Главный герой, симпатичный тридцатилетний клерк, вынюхивает здесь кокаиновые дорожки точно так же, как это делали персонажи фильмов десятилетней давности — сквозь скрученную стодолларовую банкноту, под звонкий закадровый «ka-ching», с расширяющимися на крупном плане зрачками. Попутно обаятельный актер Козловский размышляет вслух о жизни, пытается понять, что в его гламурном нарядном мире настоящее, а что — подделка. Наверное, все было бы не так горько, если бы экс-клипмейкер Прыгунов это самое настоящее умел снимать, но автор старательно вычищает из вылизанного до блеска кадра все живое, как нечто чуждое. Забавлять себя цветофильтрами режиссер прекращает лишь на томных сценах с участием героини из придуманного сценаристами протестного движения, недвусмысленно намекающего на арт-группу «Война». С ней, впрочем, тут печальнее всего. Девушке, которая по логике вещей должна натянуть в какой-то момент балаклаву себе на голову, создатели предлагают ту же участь, что и зрителю — переживать два часа за нравственный кризис столичной богемы, которой однажды стало нестерпимо грустно ходить по клубам, нюхать кокаин и клеить телок.
