Сталина, разумеется, сильно больше. Он здесь вообще с самого эпиграфа: «А ты знаешь, раньше наш отец был грузином?» – пишет сын вождя Василий сестре Светлане. Эта строка – сама суть концепции фильма, ответ на вопрос, кто такие русские грузины: вот те, про кого так можно было бы удивиться.
Именно в этой связи Парфёнову важно уточнить: юного Иосифа поначалу даже не приняли в духовное училище, так как он не знал русского языка, – зато потом он выучил его столь хорошо, что даже подрабатывал репетитором. Впрочем, инсценировка одного такого урока – самая спорная сцена картины, неожиданно медленная, а потому кажущаяся неоправданно затянутой.
Зато она даёт возможность перейти от Кобы к Камо: учеником будущего Сталина был «самый дерзкий большевистский боевик», ответственный среди прочего за взбудоражившее весь мир тифлисское ограбление. Для нужд партии революционные бандиты взяли тогда – если судить по нынешним меркам – пять миллионов долларов наличными, только смогли потратить далеко не всё: номера крупных купюр были известны всем банкам.
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
Подчёркивая, что путь во власть для Джугашвили был отнюдь не стремительным (Ленин и в 1915-м не помнил его фамилию!), про советское время Парфёнов говорит: «Себя Иосиф Первый видит правителем, меняющим историю». И указывает на «преемственность», которую Сталин закреплял в том числе и в кино: сперва – «Петром Первым», далее – «Иваном Грозным». Сопоставление кадров из эйзенштейновского фильма (реабилитация самого страшного из царей и его опричнины) с хроникой суровых 30-х (где ещё один русский грузин, Берия – главный опричник) – одна из очевидных удач фильма.
Отдельно – про сталинский ампир; отдельно – про «вековое дело царей – делить с Германией Польшу» (из-за дружбы с немцами временно пострадал другой шедевр Эйзенштейна: «Александра Невского» сняли с проката). К сожалению, из кинотеатральной версии вырезан – парадоксально! – эпизод про Сталина в кино, но эта пара минут обязательно будет потом на ютьюбе.
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
На фоне такой глыбы все прочие русские грузины, конечно же, слегка меркнут. Зандукели основал Сандуновские бани, Баланчин – балетную традицию в США. Ещё один творец русской революции – Серго Орджоникидзе, ленинский ученик, «апостол индустриализации». Воспет в поэме Вознесенским, другие знаменитые строчки которого – «Миллион алых роз» – посвящены, как известно, Пиросмани (Парфёнов напоминает, что первым о красивой легенде написал Паустовский – но иначе).
Как водится, в ходу фирменные парфёновские примочки: сам Пушкин тут «читает» «Кавказского пленника» (его «Путешествие в Арзрум», кстати, – «первый русский восторженный туристический очерк»), Лев Толстой – «Войну и мир», Чехов высказывается о Военно-Грузинской дороге. Романс «Не пой, красавица, при мне / Ты песен Грузии печальной» поют – по фразе – друг за другом Козловский и Галина Вишневская, Соткилава и Образцова, Хворостовский и Архипова.
Сказано и про московские адреса, и про Георгиевский трактат; Парфёнов прогуливается по Бородинскому полю, проходит по Военной галерее Зимнего дворца, стоит у могилы Грибоедова и на сцене Большого театра («Иван Сусанин» – любимая оперная постановка вождя). Поднимаясь по ступеням Михайловского замка, объясняет, причём здесь убийство Павла I: «Уж куда без грузина в русской истории!»
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
Эта интонация исторического детектива пронзает всю картину – конечно же, вовсе не детективную, но необыкновенно познавательную. После «Русских евреев» можно было спокойно выступать с обстоятельным докладом на тему; в «Русских грузинах» персонажей заметно меньше, зато рассказы о некоторых из них получаются куда детальнее. Только вот поражающих зрителя подробностей национального быта здесь уже не так много (как это было, опять же, в предыдущих картинах), да и ритм теперь не столь стремительный – отчего первое послевкусие не такое яркое, как после иных парфёновских фильмов.
Но это вовсе не отнимает у автора звания одного из лучших наших документалистов, лично для меня – так самого лучшего. Неотъемлемое достоинство Леонида Парфёнова в том, что он умеет очень просто рассказывать об очень (порой) сложном, а это воистину великое умение. Его главное качество – принципиальный отказ от высоколобия ради близости к зрительским массам, но не снисходящей к ним, а приподнимающей их до некоего нового уровня. Так мало кто может; вы и сами наверняка это знаете.
Ну а вторую часть «Русских грузинов» нам следует ждать через год.
Леонид Парфёнов – о «грузинских русских», о тех, для кого Россия стала не просто второй родиной – бери выше!
Главных героев здесь два – Багратион и Сталин. Славная военная карьера первого (нерусскую фамилию любимого полководца солдаты трактуют как «Бог рати он») иллюстрируется кадрами из «Суворова» и «Войны и мира»; самый неожиданный эпизод снимался в Финляндии: оказывается, во главе с Багратионом армия впервые преодолела море по льду – и оно того стоило.
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
Сталина, разумеется, сильно больше. Он здесь вообще с самого эпиграфа: «А ты знаешь, раньше наш отец был грузином?» – пишет сын вождя Василий сестре Светлане. Эта строка – сама суть концепции фильма, ответ на вопрос, кто такие русские грузины: вот те, про кого так можно было бы удивиться.
Именно в этой связи Парфёнову важно уточнить: юного Иосифа поначалу даже не приняли в духовное училище, так как он не знал русского языка, – зато потом он выучил его столь хорошо, что даже подрабатывал репетитором. Впрочем, инсценировка одного такого урока – самая спорная сцена картины, неожиданно медленная, а потому кажущаяся неоправданно затянутой.
Зато она даёт возможность перейти от Кобы к Камо: учеником будущего Сталина был «самый дерзкий большевистский боевик», ответственный среди прочего за взбудоражившее весь мир тифлисское ограбление. Для нужд партии революционные бандиты взяли тогда – если судить по нынешним меркам – пять миллионов долларов наличными, только смогли потратить далеко не всё: номера крупных купюр были известны всем банкам.
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
Подчёркивая, что путь во власть для Джугашвили был отнюдь не стремительным (Ленин и в 1915-м не помнил его фамилию!), про советское время Парфёнов говорит: «Себя Иосиф Первый видит правителем, меняющим историю». И указывает на «преемственность», которую Сталин закреплял в том числе и в кино: сперва – «Петром Первым», далее – «Иваном Грозным». Сопоставление кадров из эйзенштейновского фильма (реабилитация самого страшного из царей и его опричнины) с хроникой суровых 30-х (где ещё один русский грузин, Берия – главный опричник) – одна из очевидных удач фильма.
Отдельно – про сталинский ампир; отдельно – про «вековое дело царей – делить с Германией Польшу» (из-за дружбы с немцами временно пострадал другой шедевр Эйзенштейна: «Александра Невского» сняли с проката). К сожалению, из кинотеатральной версии вырезан – парадоксально! – эпизод про Сталина в кино, но эта пара минут обязательно будет потом на ютьюбе.
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
На фоне такой глыбы все прочие русские грузины, конечно же, слегка меркнут. Зандукели основал Сандуновские бани, Баланчин – балетную традицию в США. Ещё один творец русской революции – Серго Орджоникидзе, ленинский ученик, «апостол индустриализации». Воспет в поэме Вознесенским, другие знаменитые строчки которого – «Миллион алых роз» – посвящены, как известно, Пиросмани (Парфёнов напоминает, что первым о красивой легенде написал Паустовский – но иначе).
Как водится, в ходу фирменные парфёновские примочки: сам Пушкин тут «читает» «Кавказского пленника» (его «Путешествие в Арзрум», кстати, – «первый русский восторженный туристический очерк»), Лев Толстой – «Войну и мир», Чехов высказывается о Военно-Грузинской дороге. Романс «Не пой, красавица, при мне / Ты песен Грузии печальной» поют – по фразе – друг за другом Козловский и Галина Вишневская, Соткилава и Образцова, Хворостовский и Архипова.
Сказано и про московские адреса, и про Георгиевский трактат; Парфёнов прогуливается по Бородинскому полю, проходит по Военной галерее Зимнего дворца, стоит у могилы Грибоедова и на сцене Большого театра («Иван Сусанин» – любимая оперная постановка вождя). Поднимаясь по ступеням Михайловского замка, объясняет, причём здесь убийство Павла I: «Уж куда без грузина в русской истории!»
Кадр из документальной ленты «Русские грузины. Фильм первый»
Эта интонация исторического детектива пронзает всю картину – конечно же, вовсе не детективную, но необыкновенно познавательную. После «Русских евреев» можно было спокойно выступать с обстоятельным докладом на тему; в «Русских грузинах» персонажей заметно меньше, зато рассказы о некоторых из них получаются куда детальнее. Только вот поражающих зрителя подробностей национального быта здесь уже не так много (как это было, опять же, в предыдущих картинах), да и ритм теперь не столь стремительный – отчего первое послевкусие не такое яркое, как после иных парфёновских фильмов.
Но это вовсе не отнимает у автора звания одного из лучших наших документалистов, лично для меня – так самого лучшего. Неотъемлемое достоинство Леонида Парфёнова в том, что он умеет очень просто рассказывать об очень (порой) сложном, а это воистину великое умение. Его главное качество – принципиальный отказ от высоколобия ради близости к зрительским массам, но не снисходящей к ним, а приподнимающей их до некоего нового уровня. Так мало кто может; вы и сами наверняка это знаете.
Ну а вторую часть «Русских грузинов» нам следует ждать через год.