XVII век. Времена чумы и безжалостной охоты на ведьм. Дьявол протягивает руку помощи девушке, попавшей в заточение Святой инквизиции. Под пытками от нее требуют признаться в сговоре с темными силами. Однако, чем дольше девушка терпит мучения, тем меньше у неё сил сопротивляться предложению Князя тьмы.Англия, середина 17 века. На ангелоподобную Грейс напасти валятся одна за другой: эпидемия чумы, самоубийство мужа и перспектива голодной смерти с младенцем на руках. Да ещё местный сквайр, давно заглядывающийся на девушку, предлагает оплатить аренду натурой и, получив в ответ сапогом в челюсть, внезапно обнаруживает в Грейс ведьму и как пособницу тёмных сил бросает в темницу. Там она томится в ожидании суда от знаменитого охотника на ведьм преподобного Моркрофта – того самого, что когда-то отправил на костёр мать Грейс и теперь едет за дочерью. Перед походом в огонь мама научила Грейс быть верной себе, потому девушка сначала посылает своих тюремщиков, а потом – заводит в застенках пару полезных знакомств и получает предложение о сотрудничестве от самого Дьявола.
Когда любимый автор предъявляет миру то, что принято называть божьей искрой, все его неудачи хочется списать на личные обсессии. После грандиозного «Спуска» смотреть «Судный день» – да, весело, у Роны Митры один глаз (или нет одного глаза, кому как больше нравится), а каждый кадр передает приветы Карпентеру и Миллеру. Когда за этим следует «Центурион» – от самоповторов начинается нервный тик, и потеют ладони. И если всё то немногое, за что можно было простить в «Хеллбое», мы простили (у Маршалла, по его словам, совсем не было контроля над производством), то последняя картина – повод для серьезного разговора о творческом методе.
На профессиональном поприще физиологических изуверств автор «Спуска» сильно сдал. Даже безнадежный «Центурион» и тот злоупотреблял крупными планами, чтобы продемонстрировать, как человеческая голова сносится мечом, а как – топором. А до каких высот фантазия режиссера доходила в «Псах-воинах» и вспоминать страшно. В «Проклятии» же парад насилия прошел по минимуму: одну голову срубили, одну – раздавили телегой, а кого-то из неприятных персонажей и вовсе просто сожгли. Зато британец открыл новую для себя плоскость эротического кино в средневековом сеттинге, – не выходя из темницы, Грейс принимает у себя и покойного мужа, и крылатого Дьявола. Флагманом здесь выступает, понятно, верхувенский фильм «Плоть + кровь», который уже в названии указывает на основные элементы поджанра, разделив их христианским символом веры.
«Проклятие ведьмы», оригинальное название которого уместнее перевести как «Расплата» (спасибо Джеймсу Вану и российским прокатчикам за то, что теперь каждый второй мистический хоррор кого-то проклинает), – это ещё не Уве Болл, но уже немножко Хесус Франко. Вектор мысли режиссера Маршалла сменился в сторону эротизма. А эротизм в истории про эмансипацию имеет одно занятное и, кажется, очевидное свойство: стоит камере с излишним вожделением зацепить обнаженные телеса героини, как вся мораль про «будь верной себе, никому не позволяй решать, кто ты есть» сразу же вылетает в трубу. Ненароком вспоминается старый анекдот про крестик, который в «Проклятие» очень кстати неоднократно снимают.
// Настоящее кино