Деместр и Барб живут в маленькой французской деревушке: пашут землю, разводят свиней, иногда, взявшись за руки, скрываются в лесу. Жизнь идет своим чередом, но однажды деревенским парням приходит приказ отправляться на войну. Барб провожает их со слезами. Пока Деместр учится убивать и уходить от смерти, Барб дожидается его в печальном одиночестве. Домой он возвращается суровым мужчиной, пройдя через страх, жесткость, предательство. Но этот непростой путь и есть для него путь к любви.«Мать сыра земля»
«Фландрия» простым французским языком напоминает зрителю о кино, которое можно сегодня назвать редкостью, – о кино символическом. Это картина о земле, о той сокровенной родине, которая растворена в крови каждого человека. В данном случае, имя этой земле – Фландрия. Или иначе – Барб. Молчаливая стройная девушка, деревенская жительница, далекая и от рефлексии, и от законов морали. Подруга шепотом говорит ей: «Все вокруг только и твердят, что ты шлюха». Барб отвечает молчанием. В ее словарный запас входит очень мало слов: «привет», «до вечера», и в самом финале – «люблю». Барб выходит на проселочную дорогу, встречает там друга Деметра, берет его за руку и уводит в лес. Она задирает юбку, ложится на спину и тянет парня на себя. И смотрит в небо, расчерченное контурами ветвей. Она – земля, принимающая семя. Она любит своих мужчин – мужей и сыновей. Она плачет, провожая их на войну. Она сходит с ума, когда где-то на чужбине они учатся убивать, насиловать, предавать. Но она обнимет того, кто вернется живым. И не важно, как его будут звать и чем он успеет запятнать свою совесть.
После скандальных «29 пальм» Брюно Дюмона обвиняли в натурализме. В своем новом фильме, получившем гран-при в Каннах, Дюмон довел идею натурализма до логического конца – что может быть более натуралистичным, чем сделать главной героиней саму землю? Правда, от манеры снимать откровенные сцены (то есть использовать натурализм именно как художественное средство) режиссер тоже не отказался. Будь то красноречивые кадры с трактором, который стальными ножами вспахивает землю, или жестокая сцена с кастрацией одного из французов, попавших в плен, – откровенность на лицо. Ясная откровенность символов, как в прекрасной французской поэзии.
Во «Фландрии» сцены войны и мира сменяют друг друга, создавая иллюзию непрекращающегося течения жизни, которая во все века текла одинаково. Контекст в фильме достаточно условный – почти нет ни слов, ни имен, ни названий местности, ни времен года. Дюмон упростил уравнение жизни до неделимых «а» и «b», отмел все ненужные подробности. Есть только мужчина и женщина, своя земля – и земля чужая, плодородие и засуха. Причем одного без другого не существует. Если в первых кадрах мы видим, как Деметр пашет землю, то в финале, когда он возвращается с войны, наступает время сбора урожая. Но «если б не было войны», кровавых смертей, жестокости и боли, – не было бы и урожая. Древний и нерушимый закон, действие которого не дрогнувшей рукой демонстрирует зрителям Брюно Дюмон.
«Фландрия» – пример первосортного арт-хауса: медленный, трудный для восприятия и глубокий фильм. Фильм, который требует усилия. Как в нелюбимых Алисой книжках, в нем нет диалогов и красивых картинок. Вместо этого – длинные планы с пасмурным небом или выжженной пустыней, молчаливые лица героев, которых играют непрофессиональные актеры, вечные и как будто не слишком приглядные истины. Но в нем заложен непрерывный, мощный полет фантазии, бесчисленные ассоциативные ряды. Например, сцены войны, заставляющие вспомнить «Цельнометаллическую оболочку» (настолько явно, что, по-видимому, не без режиссерского умысла), а сцены мира (может быть, случайно) напоминают «Сталкера». Так или иначе, «Фландрия» – это внятное и серьезное слово в современном киноискусстве. Строгое удовольствие для гурманов. «Опасная зона» – для тех, кто любит «попроще».
// Настоящее кино