Как мы уже сообщали, в ближайшем будущем издательство «Альпина Паблишер» выпустит книгу Максима Маркова «Левиафан. Разбор по косточкам. Режиссёр Андрей Звягинцев – о фильме кадр за кадром», в основе которой – 30-часовое интервью, взятое у прославленного мастера специально для сайта «Настоящее кино». Дабы подготовить всех нас к этому событию, мы возобновляем некогда прерванную публикацию первых глав нашего суперпроекта – в окончательной редакции и с новым качеством иллюстраций.
Вы как-то направляли те машины, что отражаются здесь в стекле?
Нет, машины двигались сами по себе. Поэтому и дублей было много. Краем глаза во время съёмки я видел, что густят они ужасно. Там иногда появлялось подряд много каких-то больших грузовых машин, а это было здесь совершенно неуместно. Ещё почему-то в определённый момент зачастили маршрутки, их было много и все они были такого отвратительного цвета, что сразу было понятно: все эти дубли – в корзину...
Разумеется, главным объектом в этой сцене были наши герои, их состояние, и потому, если бы встал выбор: множество маршруток и лучший дубль в отношении актёрской игры в нём – или наоборот, я бы выбрал актёрский дубль.
Бывает так, что эти машины останавливаются с возгласами: «Ой, там кто-то снимает кино, как интересно»?
Сплошь и рядом. Администрация пытается их разгонять, но бывает, что люди попадают в кадр и смотрят прямо в камеру: «Ух ты!» Такой материал в корзину, ну что сделаешь…
Однажды на фильме «Возвращение» мы снимали проезд на платформе, ту сцену, когда Лавроненко говорит Ивану: «Зови меня отцом, как положено сыну». Под Питером нашли дорогу: очень узкую, в две полосы (одна – туда, другая – обратно), зато идеально ровную, а это главное, что требовалось для хорошего движения. Часть группы – на платформе, впереди и позади нас – милицейское оцепление, и вдруг в какой-то момент слышим грохот: «БАХ-БАХ-БАХ!!!» – столкнулись одновременно пять машин. Пять!.. Только потому, что объезжая нас по встречке, один притормозил посмотреть, второй притормозил, а третий не притормозил – и БАБАХ!.. – в него, а этот в того, тот в другого!.. Не каждый день видишь, как на улице кино снимают!..
кадр 70. фаза 2
Но здесь есть ещё вот какой элемент: видите тёмное пятно в центре кадра? В этом месте едва-едва отражается стоящий в центре площади Ленин. Этого почти никто не видит, но для нас было важно создать такие условия для игры отражений. Мы ведь снимаем на крыльце того самого здания, куда они двинулись от парковки, и теперь в отражении видим контуры городской администрации и памятник.
Чтобы разглядеть Ленина, пришлось бы перевести фокус, но для этого нужна причина. Например, когда Дмитрий с Лилей оставили Николая наедине с самим собой, мы могли бы – фокусным расстоянием – последовать за ними и таким-то вот образом разглядеть Ильича, но это было бы очень странным решением. Зато именно в этом месте мы ловим отражение Вдовиченкова, когда он выходит наружу. Тёмная основа для отражения его головы даёт нам возможность увидеть некоторые детали его портрета.
Так вот, тёмное пятно в глубине, которое мы для этого используем, – не что иное, как реквизиторская вывеска «Городской суд». Внутри пронизанного тремя рядами стёкол парадного входа Мончегорского Центра культуры, который у нас в фильме служит входом в здание суда, мы повесили вывеску «Городской суд». По обыкновению, реквизиторский цех позаботился о том, чтобы изготовить табличку, но вешать её на стекло не хотелось. А стену возле входа в здание суда мы не увидим в этом эпизоде. Так что она нам пригодилась только для того, чтобы «отбить» портрет Вдовиченкова от светлого фона, поскольку тёмный служит лучшей опорой для отражений.
Вот уже сейчас мы увидим Вдовиченкова, который выйдет с вопросом: «Ну что, поехали?» – специально встанет на означенную для него скотчем метку (актёры её боковым зрением видят), и, благодаря этой табличке, мы увидим его отражение значительно лучше, чем если бы её не было.
Замечательная деталь.
кадр 70. фаза 3
КАДР № 71
кадр 71. фаза 1
Хочу сказать, для создания атмосферы сцены важна была эта тишина, этот покой и одиночество Николая. Его одиночество чувствуется даже в присутствии Лили. После судейского «Тапататата… приговаривается… блаблабла… обжалованию не подлежит!», после этой многословной, суетной речи – состояние паузы, тишины. У двери: «Ну чего, поехали?» – «Сейчас… Сейчас…» – и тут: они просто сидят, каждый в своих мыслях…
Это тишина после бури, когда всё случилось и изменить ход вещей уже нельзя. Окончательный приговор – как выдох… Уже не до разговоров, все живут случившимся. С этого момента ясно – и Николаю, и Лиле (ну, Дмитрию-то чуть раньше): всё, дому Николая больше не быть.
Собственно, фильм словно бы с этого момента по-настоящему начинается.
Да, всё предыдущее можно назвать прологом. Именно поэтому, кстати, мы так долго тянем, не рассказывая сразу, что происходит. «Слушай, Степаныч, тут у нас заседание в двенадцать; ну, ты сам понимаешь, надо же ещё обсудить, что да как; давай, короче, завтра, зуб даю, всё будет в лучшем виде», – про что он говорит, про какое заседание?!? Почему оно в двенадцать, что им нужно ещё обсудить? Какие-то «фаберже», какое-то дело, у кого-то «руки по локоть в крови», о чём они тут говорят?..
Намеренно сделано так, чтобы зритель попал в самую гущу, в самое пекло событий, в котором никто ничего ему не объясняет. Такой драматургический ход.
кадр 71. фаза 2
КАДР №72
кадр 72. фаза 1
Зачем и куда здесь поехала камера?
Я решил, что здесь необходимо движение, чтобы выдержать ту паузу, когда машина выезжает за пределы кадра. Мы же не ждём, что она появится снова, для нас её больше нет – но она в скором времени снова окажется в кадре.
Чтобы Серебряков беспрепятственно повернул налево, полиция перекрыла движение: машины ведь с этой «парковки» не могут выезжать, я уже говорил, что здесь прогулочная зона. Как только он выезжал, полиция открывала движение – и остальные машины ехали следом. Эту паузу следовало заполнить каким-то ожиданием.
Так что движение камеры было подсказано интуицией, оно не рациональное. «Давай так сделаем?» – «Ну а зачем?» – «Давай!..» И мы постелили рельсы длиною в три метра. Постеливши звено и поставивши на него телегу с камерой, ты всегда можешь отказаться от движения. А если не постелил, но вдруг увидел, что надо бы, тогда водружение всего этого хозяйства приведёт к потере времени.
кадр 72. фаза 2
Это был очень длинный план. Машина выезжала из кадра, появлялась вновь – и ехала по улице очень долго, туда, в перспективу. А справа налево проезжали ещё две девочки-велосипедистки лет пятнадцати. Я их случайно заметил среди зевак, глазевших на съёмку, и предложил сняться. Они сперва испугались, но я объяснил, что надо будет просто проехать на велосипедах по площади. Поставил их там и, чтобы не мешать звуку, махнул рукой. Их запустили, они пересекли кадр – и я думал ими закрыть сцену: вот они въедут в кадр вдвоём – и на этом можно будет выйти.
Ещё мы ждали, когда облако закроет собой солнце, и вот в этом-то дубле это и произошло. Туча закрыла солнце, и очень быстро, буквально на глазах, наступил вечер. Солнце кое-где ещё проливалось лучами сквозь тучу, но в целом солнечное состояние сменилось вдруг пасмурным мраком. Это было очень красиво. Это было просто волшебно, но мы, к сожалению, чуть-чуть не рассчитали: надо было рискнуть, дать команду «Начали» чуть позже – и тогда солнце скрылось бы за тучей уже во время отъезда машины. А так вышло, что нам пришлось очень долго ждать этого состояния. Долго для ритма всего фильма.
У меня вплоть до последней версии монтажа этот план стоял во всей своей длине. Мне было жаль с ним расстаться. Но потом стало ясно, что в общем ритме фильма это место совершенно неоправданно вытянуто, избыточно.
Жаль, что этой сцены нет в «дополнительных материалах»…
Мне тоже жаль, но я просто забыл про неё. Когда собираешь материалы, не вошедшие в фильм, про какие-то вещи легко забыть.
кадр 72. фаза 3
Один из моих «сумасшедших» вопросов: пролетевшую в кадре птичку запускал специально обученный человек?
Нет, здесь птица пролетела случайно. Не одна даже, а две.
