Наш посвящённый «Левиафану» проект начинался как разговор исключительно о кино: как был снят тот кадр, в чём была трудность этого, как вообще шла работа над сценой. Но шаг за шагом разбирая фильм с технической точки зрения, мы с Андреем Звягинцевым постоянно касались его сюжета, а вместе с тем того, как этот сюжет преломляется в жизни страны.
И пусть этот наш разговор состоялся в 2015-м, за пять прошедших лет ничего не изменилось – напротив, всё стало только хуже, Левиафан накрывает нас всё сильнее. Таким образом будущая книга – ещё и серьёзное социальное высказывание на множество злободневных, по-прежнему актуальных тем. И данная глава – яркое тому доказательство.Читать ранее:
Глава двадцать седьмая: Справедливая цена
Глава двадцать шестая: «Даже батарея есть!..»
Глава двадцать пятая: Дмитрий и Шелевят
КАДРЫ №№ 169 / 170
«Слушай, ты крещёный?»
Я предложил Олегу: «А что если мэр спросит у Дмитрия: «Скажи, а ты крещёный?» Здесь это будет очень к месту».
В диалоге, который мы называем «Шантаж по линии фаберже» (вся эта большая сцена), такого вопроса не было. Он был и остался у Лили, когда она говорит: «Ты веришь в Бога?» Только теперь Дмитрий отвечает: «Да что же вы все про Бога-то?» В первой версии сценария было так: «Ты веришь в Бога?» – «Лиля, я юрист, я верю в факты».
И вот пришла эта идея, я предложил её Олегу: «Будет хорошо, если мэр спросит об этом. Словно проверка связи: «свой – чужой», прощупывание почвы, не столько даже попытка усовестить…» Как действует представитель власти? Он говорит: «Фамилия? Имя?» – то есть словно кодирует тебя, будто цепляет тебя за поводок. Ты говоришь: «Меня зовут Андрей Звягинцев», – и всё, с этого мгновения ты у него под контролем, весь ты в его власти, ты передал ему ключи своего «я». И дело не в паспортных данных, тут уже метафизическая сила приходит в действие. Только хитроумный Одиссей догадался не называть своего имени циклопу, ответив на вопрос «Как тебя зовут?»: «Никто», – таким-то вот образом и спасши себя от верной гибели.
«Ты крещёный?» – люди часто этот вопрос задают. Не обязательно в такой именно форме, это может быть и вопрос о вере: «Веришь ли в Бога?» – или просто: «Ты верующий?» Они сверяются: «свой – чужой». Кроме того, здесь ещё и такой контекст: дескать, вот скотина, пришёл меня шантажировать, ведёшь себя бесчестно, бессовестно; интересно, ты вообще крещёный, если так действуешь? А тот ему отвечает: «Погоди-ка, это-то здесь причём?» И тут же вдогонку: «Нет, я юрист, я верю в факты, верю тому, что лежит в этой папочке; верю, а лучше сказать – знаю, что ты – преступник».
А если разворачивать эту фразу, смысл такой вырисовывается: «Это ты-то у меня спрашиваешь, крещёный ли я?!. Ты?! После того, как прочёл в этой папке про все свои преступления, взятки, про отъём чужого имущества, про издевательства над людьми – и ты задаёшь мне вопрос, крещёный ли я?!» Вот как стоит вопрос. И это очень важно здесь.
Важно, что сперва один спрашивает, затем другая – и мне как раз нравится, что Дмитрий позже говорит: «Да что вы все про Бога-то?!. Верующий, неверующий, какая разница?..» Возможно, и Николай как-нибудь спрашивал его за бутылочкой: «Димон, ты вообще как, веришь в Бога?» – может быть, вполне может быть. Потому что на самом-то деле всё это настоящий языческий маркер: «свой – чужой»; нет тут людей верующих, одни только «верующие»! Даже если мэр – по нынешнему «долгу» градоначальника – и «заглядывает» иногда в церковь, и свечку научился в какой руке держать, и ритуалы необходимые отправляет, на деле вера его – ничтожна. Сужу по плодам. Он не знает главного – личности Христа, как и большинство так называемых «верующих». Это без сомнений, это уже предмет статистики.
Похоже, именно это имел в виду Людвиг Фейербах когда говорил, что вера знает только друзей и врагов. Поди такому ответь, что ты некрещёный – мгновенно попадёшь во вражеский стан. Так поставленный вопрос выдаёт в человеке язычника. Мы привыкли, что понятие это откуда-то из древности, но это не так. Оно ясно описывает состояние твоего религиозного чувства и на поверку становится очень даже современным понятием, буквально сегодняшним.
Я недавно с изумлением открыл поразившие меня цифры: за десяток лет – с 1999-го по 2010-й год – процент так называемых воцерковленных не изменился. Как он был до четырёх процентов от числа всего населения России, так и остался примерно в тех же берегах. В некоторых статистических материалах исследователи решаются объявить и о меньших цифрах – около двух процентов, например. Речь о тех, кто не просто от случая захаживают в храм, а ходят в церковь на службы осознанно, исповедуются, принимают причастие, соблюдают пост и вообще ведут по-настоящему христианский образ жизни. Остальные, именующие себя православными (а таких огромное «воинство»), не всегда и суть-то Христова учения знают.
Четыре процента – это результат социологических опросов ВЦИОМ, проводимых с периодичностью чуть ли не раз в год; опросов, конечно, условных, как и всякая статистика, однако это красноречивая социология – как попытка измерить, что же в стране у нас с религиозностью происходит. А происходит, скажу я вам, такое, что разит своими причудливыми формами, потому что дальше идёт невероятная свистопляска.
Итак, сперва – примерно в середине девяностых – до шестидесяти процентов россиян считали себя православными. Позже – в последующие пятнадцать лет – этот процент увеличился до семидесяти пяти и сегодня практически не меняется, хотя и несколько последних лет такая статистика не проводилась столь регулярно, как прежде. Ещё раз: процент россиян, идентифицирующих себя как православные, равен трём четвертям всего населения страны – семьдесят пять процентов от всего числа граждан. Но! Вот тут-то и начинается свистопляска: из них, из этих самых опрошенных, сорок процентов, например, верят в потусторонний мир, в переселение душ, жадно смотрят передачи на ТНТ про каких-то там магов…
«Битва экстрасенсов».
Во что они только не верят! Тридцать процентов из них – в гуманоидов и в НЛО. Никогда не причащались около шестидесяти процентов православных. Не соблюдают постов – восемьдесят. Двадцать семь процентов затруднились назвать хотя бы одну из заповедей. И огромное число – я хорошо запомнил эту цифру, потому что меня она сразила – сорок девять процентов из числа именующих себя православными никогда не читали Евангелие! Слышите – ни-ког-да!
То есть понимаете... Ну просто нет слов. Выходит, каждый второй православный не сознаёт, какому Богу поклоняется? Так, что ли, выходит? Имя – знает, это да, а что стоит за ним? Что-то он слышал об этом, конечно, со слов пастыря, который, как мы понимаем, часто и рассказать-то о Боге может как умеет, как сам понимает… Ведь не у каждого в священниках – протопресвитер Шмеман или митрополит Сурожский...
Вот вам общая картина! Поэтому когда такие люди на анонимных просторах интернета, столь же обширных, как сама страна, риторически спрашивают у меня: «Ты что, шкура, Родину нашу православную решил задёшево продать?» – я не верю ни одному их слову. Не верю ни в их мутные, тёмные вопросы, ни в их короткие ответы...
Выступая с хулою на фильм, они называют его «антиправославным» и даже «антихристианским». И это те, кто Евангелие не читал? Которые не ведают Того, о ком трещат, как тётки на базаре? Кто не знает ни идей Христа, ни Его личности; Христа, который лицемеров вроде нашего архиерея, торгующих словом, гнал бы вон из храма, словно менял. Поклонение ритуалу, обрядоверие или слепая вера ничего общего с Христом не имеют. Ведь Он к таким же пришёл – и это они Его распяли. Полагаете, Достоевский своим Великим Инквизитором критиковал только католическую церковь?..
Я был в шоке от этих цифр – и эти четыре процента истинно верующих, и эти сорок девять процентов, не читавших Библии… Но я вам ещё скажу кое-что. Я вам для последней строки это припас: тридцать процентов, именующих себя православными, вообще считают, что Бога нет. Нормально?.. Недавно только наткнулся на эти удручающие цифры и не мог поверить, что такова степень глубины этого пустого сосуда!.. Я никогда не задумывался об этом всерьёз. Я полагал, что говорю со зрителем как со своим собратом, который чувствует то же, что и я: ложь, лицемерие и расхождение слова с делом. Но оказывается, удивительная вещь, они свято держатся за эту пустоту и не видят, не сознают самих себя…
Чем отличается язычник от христианина? Мне представляется глубокой мысль о том, что у истинного христианина граница между добром и злом лежит в глубине его собственного сердца, в то время как у язычника – она между ним и другими. Вот где обретается и какою пищей питается тёмное царство квасной патриотической самовлюблённости и отвратительно невежественной нелюбви к другим.
А можно ли понимать этот вопрос – «Ты крещёный?» – также и как отсылку к финалу? Будто мэр как бы готов подсказать адвокату: «А ты знаешь, что мы построим-то там?» Словно он хочет ему в этот момент открыться: «А если ты вот с этой точки зрения посмотришь? Ну, если ты крещёный, конечно… Будешь ли ты тогда на меня давить, зная, что мы там храм построим?..» Это не читается в момент сцены, но об этом вспоминаешь, рассматривая весь фильм в целом, уже зная финал. Не хотел ли он в этот момент как бы взять его в сообщники? Только вот Дмитрий своим ответом…
…Снял эту возможность сговора?.. Ну, я думаю, мэр достаточно умён, чтобы предположить за Дмитрием такую религиозную прыть. Он и сам – циничный функционер – рассматривает этот проект как лояльный к новым веяниям тренд, уверен…
Сколько лет он уже там держится за кресло, как вы думаете? Допустим, с конца девяностых. Значит, около пятнадцати последних лет он у власти; может быть, и меньше, это не столь важно. Но он почему-то боится чего-то. И боится на самом-то деле вовсе не выборов. Он боится, что милость сверху – благодать, которая течёт из Кремля – иссякнет. Этого он боится. Ничего другого, потому что мы же с вами уже знаем, как делаются выборы. Он и говорит: «Я жопой чую, что, сука, чё-то не то… И вот он нарисовался, приехал из Москвы!..» А если из Москвы – значит, что-то хочет сковырнуть; фамилиями громкими прикрывается, а значит – что-то знают там, откуда он приехал!..
Дмитрий как недобрый вестник оттуда, сверху – это же в чистом виде «Ревизор»: городничий и хлестаковщина! Дмитрий действует схожим образом, в этой сцене есть даже фраза, отсылающая к Хлестакову, когда он говорит: «С Костровым? А как же! На дружеской ноге». Не достаёт пустяка: «Бывало, хлопнешь этак по плечу и скажешь: “Ну что, Иван Александрович…”» – и так далее. Иваном Александровичем мы назвали Кострова! Тут как бы вязь эта есть – кто в контексте, кто знает, как зовут Хлестакова, тот поймёт, почему Костров у нас стал вдруг Иваном Александровичем…
Глубоко же вы это прорабатывали!
Такой вот привет Гоголю. Тут всё те же рожи, анамнез, что называется, прочитывается сразу. Тем более с такими-то репликами! «А ты кто такой?» – «Я-то? Московская коллегия адвокатов!» – «Ааа, чё-то такое я слышал…» Тут, конечно, сразу фокус взгляда меняется, наступает нетрезвая сосредоточенность, потому что «из Петербурга чиновник», «столичный приехал»!.. «Прикажете принять?..»
«Я собрал вас с тем, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие!» Разве не похожее у нас вышло собрание? «Я сейчас расскажу, зачем вас собрал!.. Что случилось, говорите? Знаете, что случилось? Открыл я папочку – и чуть не *****!.. Давайте-ка, ребята, думаем дружно, чего делать будем!..»
Книга Максима Маркова «Левиафан. Разбор по косточкам. Режиссёр Андрей Звягинцев – о фильме кадр за кадром», в основе которой – суперпроект онлайн-журнала «Filmz.ru: Настоящее кино», выйдет в 2020-м году в издательстве «Альпина Паблишер».
// Настоящее кино